Читать «Любовь и шахматы» онлайн - страница 52

Салли Ландау

Боязнь Израиля, судя по всему, была очередной талевс-кой «игрой», и я по сей день виню себя за то, что не смог поломать эту его «игру», не смог заставить приехать в Израиль на лечение... Впрочем, кому нужны сослагательные наклонения, эти, как любил говорить отец, «культивирования остаточного образа»? Таль потому и был ТАЛЕМ, что всю жизнь играл свою игру...

25 июня 1992 года я приехал к маме в Антверпен — погостить.

Мама уже давно живет в Бельгии. Будучи в эмиграции, она познакомилась с немолодым бельгийцем Джо Крамарзом. Джо к тому времени был вдовцом и имел двух взрослых сыновей. Он влюбился в мою мать как-то сразу, и я его могу понять — мама моя и сегодня, в мои тридцать семь, потрясающе обольстительная женщина, в которую нельзя не влюбиться. А когда Джо узнал, что мама — бывшая жена самого Таля, он сказал, что это — судьба, что Таль — его любимый шахматист за всю историю шахмат, что познакомиться с Талем, а может быть, и сыграть с ним партию-другую — мечта всей его жизни... Короче говоря, Джо вскоре сделал матери предложение, а мечта всей его жизни не замедлила осуществиться: мама познакомила Джо с моим отцом во время какого-то турнира не то в Бельгии, не то в Голландии, и они до самой смерти Джо (а он умер от рака спустя семь лет после женитьбы на маме) оставались в приятельских отношениях и даже «сгоняли партию-другую» в шахматы...

И вот я у мамы. Я был изрядно вымотан, и мне хотелось просто пару недель ничего не делать. Был разгар лета, стояла фантастическая погода, и мама сказала: «Мыс тобой едем на побережье в Кноки. Ты поплаваешь и, наконец, загоришь». Это меня, жителя Израиля, она увезет к морю, чтобы я загорел (!).

С мамой спорить бессмысленно, да и зачем? Кноки — так Кноки... На следующий день сели в машину и поехали на побережье. Но ни цель поездки, ни красоты бельгийского ландшафта не создают мне соответствующего настроения, потому что все прокручиваю и прокручиваю в голове кошмарный сон предыдущей ночи: отец, плавающий в большом бассейне. Только вместо воды бассейн наполнен кровью...

Матери я, естественно, об этом не рассказываю, пытаюсь отвлечься, но не могу. И вдруг мама ни с того ни с сего говорит: «Герочка, а что же мы с папой будем делать?» — «В каком, — спрашиваю, — смысле?» — «Отец мне сегодня снился и был очень грустным. У меня кошки на душе скребут».

Меня словно обухом по голове. Попросил маму остановить машину. Она говорит: «Тебе плохо? Ты очень побледнел!» И тут я рассказал ей про свой сон. «Мы с тобой оба устали», — сказала мама, и мы поехали дальше. Но до самого побережья не произнесли ни слова.