Читать «Любовь и шахматы» онлайн - страница 43

Был большой концерт, в котором, как я уже говорила, Беллочка Давидович играла Рахманинова...

Помню, что во время всего матча меня больше интересовал не результат, а несметное количество совершенно беспардонных звонков в наш номер. Звонили в основном какие-то девицы... Причем ни тебе «здравствуйте», ни «извините», а сразу: «Мишу попросите к телефону!» Миша игриво с ними разговаривал, шутил, я же умирала от ревности... Поделилась об этом с Идой. Она поцеловала меня и сказала: «Девочка! У него должны быть поклонницы. Во-первых, он — Таль, а во-вторых, посмотри, какой он красивый!»

Миша и вправду в те годы нравился девушкам, а уж когда он открывал рот и начинал говорить, они и вовсе обезумевали... Но мне-то не легче! Я ревновала как ненормальная и, к сожалению, как выяснилось позже, не напрасно... Но об этом дальше...

После концерта мы буквально сбежали из театра им. Пушкина, через черный ход, иначе Мишу просто бы «растерзали» поклонники и поклонницы. И уж не знаю, как во всем Советском Союзе, но в Москве, мне показалось, огромное большинство болело за Мишу.

Приехали мы в Ригу поездом. Что творилось на вокзале, передать трудно. Кадры кинохроники, в которых восторженные рижане на руках несут «Волгу» с сидящим в ней радостным и смущенным Мишей, обошли весь мир...

Не заезжая домой, он поехал на кладбище, на могилу доктора Нехемии Таля, отчество которого носил...

Почти тут же после матча у Миши начались дикие боли, страшные приступы, которые не давали ему покоя ни днем, ни ночью. Он горстями принимал обезболивающие капсулы, но и они, и инъекции приносили лишь временное облегчение. Врачи и тогда, и позже разводили руками и говорили, что у него «что-то с почками».

И со мной стали происходить какие-то непонятные явления: меня стало тошнить, появилась сонливость, еще разные странности... Теперь-то я знаю, что это был токсикоз беременности, а тогда я целыми днями, валялась в постели, и Ида не знала, что со мной делать. Я считала, что у меня неладно с сердцем... Наконец Роберт настоял, чтобы я пошла к гинекологу. Тот осмотрел меня и говорит: «Ну, кого вы, милочка, ждете? Мальчика или девочку?» «Никого», — говорю. А он мне: «Напрасно, милочка. У вас уже недель двенадцать, с чем вас и поздравляю».

В те дни Мише стало полегче, и они с Идой поехали отдыхать на юг. Они хотели, чтобы я поехала с ними, но, во-первых, была занята в театре, а во-вторых, чувствовала себя довольно скверно. Кстати сказать, идею «вызволить» меня из театра ни Миша, ни Ида, ни Роберт никогда не оставляли. Но я твердо стояла на своем: я актриса и я буду работать в театре... Роберт, используя свои связи в ЦК Компартии Латвии, пытался даже надавить на руководство театра, чтобы меня уволили, но я была все-таки хорошей актрисой, и уволить меня было не так-то просто...

Перед самым отъездом на юг Миша вдруг заявил мне с невинной улыбкой, что я не хочу с ними ехать только потому, что в их отсутствие мне будет легче ему изменять (!). То не была шутка. Я это видела и посчитала себя оскорбленной, но ничего лучше не придумала, чем сказать, что, если бы я поехала с ним на юг, он все равно находил бы возможность «путаться со своими поклонницами». Я ревновала его, а он ревновал меня. Но ревновал по-другому: и он, и Ида, и Роберт искренне были убеждены, что я Мишина собственность, а он принадлежит всем. Я же считала, что мы — на равных: я принадлежу только ему, а он принадлежит только мне... Но коса не затупилась, а камень не раскрошился — он с Идой уехал на юг, а я осталась в Риге... Спустя много лет Ида призналась мне: «Доченька! Не было дня, чтобы мне не звонили разные знакомые и незнакомые и не корили тебя... Прости меня, но я порой думала, что это правда...»