Читать «Любовь и шахматы» онлайн - страница 310

— Так вы, значит, венгр? И вам требуется прописка?!

Взял и начертал на заявлении: «Отказать». Лилиенталь потом его иначе как мерзавцем не называл. В бешенстве отправился Андрэ Арнольдович на Кузнецкий мост — в приемную Берии. Поход этот мог бы окончиться самым печальным образом: такое безрассудство наказывалось очень и очень строго. Но фортуна в очередной раз улыбнулась везунчику Андрэ. Видно, Лаврентий Павлович оказался в тот момент в добром расположении духа. И, по словам Лилиенталя, спустя всего несколько часов комендант дома позвонил ему и сказал:

— Велено вас прописать!

Флору безрассудства такого рода были противопоказаны. Ни за что не стал бы он совать голову в капкан.

— А Володю, — вздыхал он в Кемери, сидя на скамейке в парке, — я никогда не забывал. Большой был человек. Редкостный. Он произвел на всех участников турнира самое благоприятное впечатление. У Алехина сразу же пробудился интерес к его игре; он мне говорил: ты, конечно, понял, какой это талант, у него блестящее будущее. Петров приглянулся Алехину и как личность — симпатичный, умный, образованный, с какой-то особинкой в характере — вроде бы и уступчивый, уважительный, и в то же время твердо стоящий на своем. У них с Алехиным, как я заметил, тотчас возникла взаимная симпатия. Алехина фотографировали — и он искал глазами Петрова: «Маэстро, пожалуйте сюда! Становитесь-ка рядом!» Он еще не догадывался, что Петров обойдет в итоговой таблице и его, и Кереса. Завидит на прогулке рижанина с Галочкой — непременно к ним направится: «А вы, господа, — шикарная пара!» И не кривил душой.

Я слушал Флора — и недоумевал: почему же для миллионов любителей шахмат все это — тайна за семью печатями? Страсть к полемике и постижению истины постепенно убивалась страхом. Житейской мудростью: от греха подальше. В писаниях его не должно быть ничего, что могло бы послужить компроматом!

И мне послышался знакомый голос Йозефа К., осмелившегося выхватить у стража правопорядка кончиками пальцев, словно брезгуя, тетрадку: «Можете спокойно читать ее и дальше, господин следователь, такого списка грехов я никак не страшусь...»

6

Нина Грушкова-Бельска сказала мне, что Флор словно бы приходил в себя, когда ему удавалось вырваться из Москвы к Мозесу и к своим друзьям в Прагу. Там он, что называется, отводил душу. С Ниной и ее мужем, Алоизом, у них в доме в Жижкове он говорил, говорил — до глубокой ночи. А после Пражской весны — тем более. Сало Михайлович их нежно любил — и о них ему тоже хотелось написать. Нининого мужа он узнал куда раньше, чем ее.

— Это было, — вспоминал Флор, — году в двадцать шестом или двадцать седьмом — в каком-то шахматном клубе, а может в кафе, где в табачном дыму шли шахматные баталии. Симпатичный, смышленый паренек играл довольно сильно, побивал многих взрослых мужиков; я сказал ему немало одобрительных слов; он нравился мне и тактичностью, и врожденной интеллигентностью, и широким кругозором (он перечитал всех на свете философов). Ну разве могли мы с ним тогда подумать, что судьба с нами со всеми так круто обойдется, что начнется мировая война и что мы окажемся в разных странах. Ну а Нина... Это редкий талант. В октябре пятьдесят второго она играла в Москве в турнире претенденток — вместе с Быковой, Зворыкиной, Беловой, Игнатьевой, играла здорово. Чехи гордились, что у Веры Менчик появилась достойная наследница. Да и я был того же мнения.