Читать «Любовь и шахматы» онлайн - страница 270

Салли Ландау

Итак, первый брак его пришел к логическому завершению. Меня Сало Михайлович несколько раз деликатно просил быть «парламентером», «связующим звеном» между ним и Раисой Ильиничной, поскольку они уже не выносили друг друга, их свидания кончались плачевно — взаимными обвинениями; но до оскорблений, сведения счетов Флор не доходил, сдерживал себя даже теперь. Она, любившая с комфортом странствовать по заграницам, допекла-таки его тем, что он — антисоветчик, слабак, слюнтяй. И даже еще хуже: он, кричала Раиса Ильинична, — никакой не мужик и противен ей: метр с кепкой. В эти слова она вкладывала особый смысл. Она слала в его адрес проклятья, лихорадочно писала ему какие-то записки. Очевидно, ничего путного в них не было. Он, не читая, сразу же разрывал их в клочья.

Развод этот назревал с давних пор (просто невероятно, что он не произошел гораздо раньше) и сопровождался дикими скандалами — часто на людях. Подтверждаю, поскольку своими глазами видел все это, слова Сосонко: «Первая жена его, Рая, не понимала и не хотела понимать того, чем занимается ее муж. Круг ее интересов был ограничен, и Флор не раз говорил, что все, что читает его жена, ограничивается одной фразой: напишите сумму прописью. Ботвинник, которого нелегко было вывести из себя, заметил как-то, что если бы он был женат на Рае и узнал, что ему жить только один день, он посвятил бы этот день разводу с ней! Флор сам подумывал об этом, и, случалось, они с женой неделями не разговаривали друг с другом. Они познакомились у Большого театра, но, когда в браке возникли проблемы, Саломон Михайлович утверждал, что всегда обходит этот театр стороной. Жена не оставалась в долгу и не раз говорила: “Меняю сало на яйца” (у Тайманова это сказано чуть по-иному, гораздо прямее и вульгарнее: «Меняю Сало на яйца». — В.М.), — и улыбалась одним ртом: она принадлежала к тому типу женщин, которые полагают, что смех способствует появлению морщин».

Однажды Раиса Ильинична сказала мне (и я понял: сказала это без всякого притворства), что очень тяжело заболела, что у нее опухоль, — может быть, она совсем скоро умрет, и попросила отнести бывшему мужу выпущенные до войны во Франции две пластинки Вертинского («Он поймет, обязательно поймет...»), игру «Монополия» и передать ему, что собирается в последнюю поездку в Сочи, в санаторий.

— Так и передайте: в последнюю. У меня теперь все — последнее!

Мне стало жалко их обоих — и ее, и Флора. Тайна ее появления у Большого театра, тайна их знакомства навсегда останется неразгаданной.

Одну из запиленных пластинок в тот же вечер я прослушал на своей «вертушке», и меня поразили слова, пришедшие из далекого прошлого, написанные автором «ариеток Пьеро» в Вене в год моего рождения:

...Сколько сломанных роз,

Сколько мук, и проклятий, и слез!

Как сияют венцы!

Как банальны концы!

Как мы все в наших чувствах глупцы!

Флор, конечно, проводил Раису Ильиничну; на вокзале у них был не такой уж долгий, но мучительный разговор, оставивший его в глубочайшей печали.