Читать «Куры не летают (сборник)» онлайн - страница 201

Василь Иванович Махно

Мы читали стихи и пили вино, жена бывшего издателя курила, а Радомир, словно князь Лазарь, следил за мной и директором, чтобы мы снова не начали словесную перепалку. Радомир, когда тот спросил о дуне, оживленно поддержал эту тему, рассказав еще три анекдота, и все мы решили непременно заехать завтра к директору, чтобы увидеть дерево, на котором растет загадочная дуня.

Местный поэт приехал на встречу с нами вместе с сыном, мне кажется, его вызвал Радомир, потому что когда 80-летний поэт вынул рукопись своего новейшего сборника и положил перед Радомировой тарелкой, Радомир даже присел. На наших глазах разворачивалась очередная интрига: старый поэт захотел читать свои самые новые стихи и потому потянул рукопись к себе. Публика была как на подбор: официантка, разливавшая нам вино, мэр города, сидевший рядом с бывшим директором издательства, жена бывшего директора, которая курила и разговаривала с владелицей пансионата, Радомир в черном костюме и черной шляпе, молчаливый Еремия, сын старого поэта и я со Светланой.

Я был в наиболее выгодном положении, так как понимал только половину из того, что читал старый поэт, а все остальные за столом понимали всё и молча пили вино. Когда поэт схватил фужер с вином и выпил его, возникла небольшая пауза; кто-то должен был взять инициативу, и это прокуренным голосом сделала хозяйка пансионата. «Не сезон, – сказала она, словно оправдываясь, оглядывая продолговатый зал ресторана. – Надо ждать первых морозов и снега». Поэт поставил на стол пустой фужер, и стихи, которые он читал, перекочевали в портфель Радомира. Разговор за столом снова оживился, – и все (во всяком случае, мне так показалось) с благодарностью посмотрели на хозяйку пансионата.

Но мыслями я находился еще в Белграде. Городу удалось примоститься на холмах и реках, а обнимают его две руки: одна – Дунай, а вторая – Сава. И руки эти водяные, а сердце города – воздушное. Даже если бы я прилетал в Белград каждый год, то никогда бы не смог побывать одновременно на Аде Цыганлии и Скадарлии, или проехаться по всем белградским мостам – Газела, Бранковому, Старому Савскому, Старому и Новому железнодорожным мостам или посетить ресторан «Стенка» на Савском венаци, возле моста Ада, и бар «Муха» на улице короля Петра. Не говорю уж об улочках и переулках старого города, в которых можно заблудиться.

Для меня незыблемой остается улица Французская, по которой возвращался домой в своем рассказе «Лютня и шрамы» Данило Киш из ресторана Клуба писателей. Как свидетельствует белградская мифология (а она, должно быть, самый достоверный источник информации), Киш в этом клубе в свое время сцепился с писателем Бранимиром Щепановичем.

Тут пили вино Самуэль Беккет, Жан-Поль Сартр, Чеслав Милош, Гюнтер Грасс, американские режиссеры, итальянские и французские актеры; известные на весь мир красавицы и их кавалеры тратили время, свою молодость, воспринимая Белград как запасной аэродром перед Парижем или после его посещения. Вообще кафана означает нечто большее, нежели место, где можно перекусить, промочить горло несколькими глотками вина, запивая крепким кофе, подаваемым с водой. Кафана, особенно если сходится вся эта творческая братия, из которой в Белграде можно насобирать целую армию, превращает каждый вечер в смесь разговоров, споров, сигаретного дыма, народных песен.