Читать «Константин Бальмонт и поэзия французского языка/Konstantin Balmont et la poésie de langue française (билингва ru-fr)» онлайн - страница 27

Константин Бальмонт

О, Мать, что же это, великий этот шум в ночи? О, Мать, кто же это дышит и кто воет так? — Снег идет. Это ветер зимний, что дышит так в буре, В снегу, и это бедные звери, Что не могут спать от голода и холода, Это они страдают, мечутся, бегают в лесу, Прыгают, и скачут, и проходят, Словно нищие, хромая, так и так, Все туда, куда уходит холод, ветер, Все за снегом, все за кровью, вглубь лесов, К одному смиренному корыту, Где на соломе — немножко звездного огня; Туда к печальной бедной колыбели, Где только что родился малый агнец, Которого лижет его мать розовым своим языком; И все в своих бедных одеждах, Некрашеной шерсти, в серых, в черных, и в темных, Цвета вечера, цвета тумана, Цвета земли и нужды, И все страдают в ветре, который рыдает, И воют и ревут, и лают и мяукают, И ветер воет и ревет, И дышит в хриплые трубы свои, в свой охотничий рог, И свистит в свои резкие флейты, и стучит зубами. И сосны тоже создают долгий пронзительный шум. Овцы блеют, молодые олени хрипят, Страшно кричит старик-олень. Лани проходят, со стрелою в боку, И зайцы, чья кровь — в снегу оставляет след, Там и бедные птицы также, Перепела, дрозды, куропатки, Голуби, летящие на сломанных крылах, С шеями, что вывернуты, с лапами, что скошены, Или падают — с раскрытым клювом — полным крови, И красные перья в снеге и в ветре летят. Это избиение невинных, Это крайняя, смиренная и скрытая, нужда Слабых, и робких, и кротких… Все же там есть вороны и волки. ― А что же они говорят? ― Они говорят: Голодно! Голодно! Еще, и всегда, без конца, и без отдыха: Голодно! Малые стонут: Нам голодно! Старые стонут: Нам голодно! Отец наш! Отец наш! Голодно! Голодно! Голодно! Отец наш! Где хлеб наш? А другие сразу кричат про голод и холод. Застонут так: Голодно! Закаркают: Холодно! ― А рыбы, что они говорят? ― Рыбы на дне пруда. Глядят подо льдом большими глазами, которые ранят. Они просят, в своих молитвах, Воды, и воздуха, так печально, голосом тихим; Ибо вода промерзла до земли, Ибо они задыхаются, и вот помрут. Там, они молятся в глубинах, И голоса их мрачные и сумеречные Восходят из великих, из пустынных прудов… Но никто их не слышит. ― А что делают совы? ― Вьются над городом, в мраке, Как похоронные колокола. Соединяйтесь! кричат они. Соединяйтесь! Голосом очень жалобным, очень кротким. И это верховная скорбь. Ибо волки и вороны Съели малого агнца, И мать его кровь его лижет, С блеяньем и с плачем; И услышать ее, сердце рвется твое. Ибо злосчастье на земле; И стенанье всемирное Ворчит и грохочет и к мрачному небу восходит, К небу восходит неумолимо. ― О, Мать! Послушай. Кажется также, Что голос очень далекий поет… Где это голос твой, что так поет? Кругом так черно; мне страшно. Все ль еще снег идет? Лампада погасла, и огонь потух. Глаз моих ночь касается. Я засыпаю и плачу… О, Мать! Дай благословение вечернее Сердцу моему, что исполнилось жалостью. И спой мне, меня убаюкивая, Эту песню жалобную, трогательную, Которую поют они там, без конца, без конца… Мать, обними меня, как я тебя обнимаю, За всех, кому голодно, холодно, В ветре, в снегу, и во льдах. И скажи мне, не будет ли скоро мне грезиться, Что я маленький агнец, И что волк меня ест? ― Спи, дитя. Это только есть сон… Спи, заря недалеко. А утром Золотые зазвонят колокола. Спи, усни. Вдали проходит дуновение апреля. Тает снег. И розы — вот… — О, Мать! Если так, будь мой ангел-хранитель, Возьми меня в руки твои, Меж тем как волк меня ест. Возле меня побудь. Обними меня…