Читать «Исцеляющий вымысел» онлайн - страница 98

формированию социального чувства. Действительно, гений

представляет собой личность, обладающую максимальной

способностью постигать железную логику общественной жизни и

выражать «общую взаимозависимость космоса, который живет в

нас, от которого мы не можем полностью абстрагироваться и

который наделяет нас способностью ощущать себя в других людях»

(El, par. 609).

Поэтому когда мы еще раз задаем Адлеру вопрос: «Что нужно душе?

Какова ее врожденная интенция?», он отвечает нам, что она

нуждается в обществе. Душа стремится разумно жить в обществе, отражающем космический смысл прошлый, настоящий и вечный, когда душа, как потенциальная возможность такого порядка, стремится к определенной цели и придает смысл каждому акту, как

будто каждый акт «содействует развитию» жизни, направляя ее в

русло общественного и космического совершенствования.

«Содействие развитию — вот истинный смысл жизни» (L, par. 14).

Но — и это «но» весьма существенно — «область значений», говорит

Адлер, «является областью ошибок» (L, par. 9), так что какое-либо

значение мы приписываем тому предмету, к которому стремится

душа, и — продолжает Адлер — существует столько значений, сколько существует людей, «имеющих право на ошибку».

Следовательно, то, чего хочет душа, должно быть мнимым

ошибочным пониманием любого, предлагаемого душой значения. В

этом состоит единственный путь совершенствования общества в

том смысле, в каком Адлер понимал совершенствование.

Мы не можем дать ответ на вопрос о предмете стремления души в

форме какого-либо несомненного факта или цели, не сознавая в то

же время, что данная цель является вымыслом и что конкретизация

этой цели является ошибкой, даже если такая ошибка неизбежна.

Несомненность заключается в идентификации с единственным

значением, когда мы утверждаем свое личное понимание как

«окончательное положение» (L. par. 146), которое лишь

способствует нашему обособлению, оказывая разрушительное

воздействие на наш врожденный альтруизм и отчуждая нас от

общества. Такая форма обособленности также является безумием.

(«Высшая степень обособленности представлена безумием», [L, par.

184]). Поэтому при конкретном понимании адле-ровская цель

общества способствует нашему обособлению, как, например, мы

можем наблюдать в случае реформаторов, благодетелей

человечества и террористов. Чем увереннее они идентифицировали

себя со своим социальным чувством, тем обособленнее и безумнее

они становились. (Тем не менее в моменты поражения и бессилия

они прилагают все усилия, чтобы соединиться с обществом, над

которым они старались установить свое господство.) Таким

образом, социальное чувство не может дать ответ на вопрос «что

нужно душе» и сформулировать свою цель, оно может служить лишь

в качестве средства отображения всех наших целей. Способствуют

ли они развитию сочувствия к другим людям? Воплощается ли в них

сочувствие к другим людям? Таким образом, социальное чувство

позволяет нам обнаружить наши обособляющие вымыслы и наши

ошибки. При дружеском общении социальное чувство выражается в

эмпатии к нашим ошибкам и юмористической терпимости, определяемой ощущением вымысла. Мы человечны не столько