Читать «Исцеляющий вымысел» онлайн - страница 8
Джеймс Хиллман
характеру большее значение, чем повествованию или сюжету.
Если «сюжет возникает из селективной логики авторского
действия»,14 тогда Юнг считает Фрейда слишком селективным и
слишком логичным; Фрейд как бы придает всем башмакам форму по
образцу последнего башмака. В основу всего можно положить
человеческую природу, но сама человеческая природа основана на
вещах, которые находятся за ее пределами. Юнговский сюжет (его
теория архетипов) характеризуется множественностью и
разнообразием. Индивидуация проявляется в самых различных
формах, она не имеет заданного момента и нередко не
заканчивается. Ткань юнговских историй болезни расцвечена
множеством красочных, но и посторонних нитей. Они не увлекают
читателя так, как фрейдовские истории болезни, именно потому, что
его сюжет характеризуется в меньшей мере селективной логикой, а
следовательно и неизбежностью. Индивидуационный сюжет
овладевает вниманием читателя только тогда, когда он построен по
образцу героических приключений или странствий пилигримов, или
когда мы читаем его как приключенческий роман или роман о
путешествиях. Но это лишь одна из форм архетипических
индивидуаций, одна из форм селективной логики.
Причина, по которой работы Альфреда Адлера не обладают таким
очарованием, как работы Фрейда, заключается в том, что
адлеровский сюжет игнорирует сложности. Адлеровский метод
построения сюжетов — столь же монистический, как и метод
Фрейда, то есть один сюжет для всех лиц,— во многом исключает
возможность внесения дополнений и уточнений: символизация, защитные проявления, маски, переносы, формирование реакций, зашифрованные сообщения и цензурирование. Основные
противники психомахии (эго, ид, суперэго) устранены, и поэтому от
читателя требуется меньшее напряжение памяти и умственных
способностей.
Фрейд изложил свой сюжет человеческой природы в виде теории, и
эта теория имеет свой медицинский, биологический, эмпирический
язык либидо. Его двойной стиль изложения требовал соответствия
между тем, что было сюжетом и мифом на одном уровне, и тем, что
было теорией и наукой на другом уровне. Но нам, читателям его
работ, необходимо учитывать, что в принципе наше смутное
недовольство фрейдовской теорией связано не с тем, что ее
невозможно проверить, а с тем, что она не доставляет
удовлетворения. Нас не привлекает фрейдовская теория, но не
потому, что с эмпирической точки зрения она несостоятельна как
гипотеза о человеческой природе, а потому, что с поэтической точки
зрения она несостоятельна как достаточно глубокий, достаточно
всеобъемлющий, достаточно эстетический сюжет, обеспечивающий
динамическую связность и смысл разрозненных рассказов нашей
жизни.
Один из своих сюжетов Фрейд назвал в честь Эдипа, героя
греческого мифа. Этим названием Фрейд подвел поэтическую
основу под сознательную психику. Он понимал, что весь рассказ о
нашей жизни, герои рассказа, каковыми мы являемся, и сновидения, в которые мы погружаемся, структурируются в нашей психике с
помощью селективной логики основополагающего мифа.
«Открыв» Эдипову трагедию, Фрейд поместил психологию в самое