Читать «Исцеляющий вымысел» онлайн - страница 78

удерживает нас от прямых высказываний о своих действительных

намерениях. Поэтому высказывания о своих намерениях отрицают

себя: «Это совершенно неверно. Я имел в виду совершенно другое».

Я пришел к мысли о том, что неопределенность наших с пациентом

стремлений в действительности составляет суть наших стремлений, то есть тот третий фактор, который неуклонно побуждает нас

изменять цели, подвергать их критическому разбору, и ставит перед

нами вопрос даже в тех случаях, когда отвергает наши ответы.

Этот момент рефлективного вмешательства, этот третий фактор

терапевтического опыта я приписываю душе. Я считаю, что мы с

пациентом участвуем в психотерапевтическом анализе потому, что

этот третий фактор удерживает нас в анализе с помощью самых

различных средств, начиная с навязчивых идей переноса и кончая

неподатливостью симптомов и непостижимостью сновидений — ни

одно из этих явлений мы не понимаем. Но самым важным является

то, что нас удерживает в анализе, сознание потребности в чем-то

глубинно важном, причем это нечто никогда не отождествляется с

тем, к чему, как мы полагаем, мы стремимся. Более того, это неясное

желание вызывает у нас ощущение удручающей неполноценности.

Мы чувствуем себя неполноценными потому, что просто не можем

понять, почему мы занимаемся психотерапией, в чем состоит

психотерапия, удовлетворительно ли идет психотерапевтический

процесс и идет ли он вообще, когда заканчивается психотерапия. И

поскольку мы так мало знаем, мы во многом полагаемся на

различные формы позитивизма, позитивные науки, позитивность

духовных учений, моральные позиции идеологий. Мы хватаемся за

эти сверкающие твердые соломинки, поскольку основа, на которой

мы стоим (душа), бесконечна и непостижима.

Итак, рассматриваемая нами форма неполноценности в

психотерапии в первую очередь проявляется в виде стремления, ощущения непоправимого несоответствия, которое лежит в основе

нашей

неполноценности не относится к ситуативной реальности, каким-

либо образом связанной с неудачей, депрессией, подражанием или

страданием, составляющими содержание терапии.

Один способ устранения указанной выше неопределенности состоит

в обращении к самой душе, чтобы выяснить, что ей нужно, независимо от сообщений пациента и диагноза врача. Такое

непосредственное обращение к душе можно найти уже в «De testi-monio animae», в которой Тертуллиан писал:

«Я призываю новую свидетельницу, которая лучше известна, чем

все литературные произведения, более общедоступна, чем все

публикации, более огромна, чем весь человек... Выйди вперед, о

душа.., выйди вперед и засвидетельствуй».

Традиция непосредственной беседы с душой уходит в более

глубокую древность, к беседе пресыщенного египтянина со своим

божеством, к беседе Сократа с Диотимой, затем к Боэцию, которого

утешал в тюрьме голос философии. Из авторов эпохи Возрождения

можно упомянуть Полифила, который беседовал со своей Полей

(Polia). В наше время к этой традиции относится терапевтический

метод активного воображения (пример самого Юнга), который мы

рассмотрели в предыдущей главе.