Читать «Завещание Шекспира» онлайн - страница 287

Я собирал урожай с фруктовых деревьев, задавал корм скотине, размышлял о смысле закатов, высчитывал расстояния между тополями. Уехав с острова искусства, Просперо понял, что Милан не изменился и все такой же утомительный, надоедливый и скучный. Я заскучал. Я продолжал вставать чуть свет – натуру не обманешь – и сидел в кресле, вперив взгляд в пространство пред собою. Что ж мне теперь делать? Пересчитывать сливы в саду? «Да, – отвечала Энн, – вот именно, пересчитал бы лучше сливы. Хоть какая-то польза!»

Польза? Что значит «польза»? Я написал сорок пьес и сто пятьдесят четыре сонета, знаменитые поэмы и многое другое – а были ли они полезны? В чем она, польза искусства? Чем она измеряется?

К пятидесяти пяти годам в сексуальном смысле Энн уже угасла, просуществовав двадцать пять лет, не жалуясь, на бесполом положении соломенной вдовы. Теперь у нее снова был муж – сорокасемилетний пенсионер, и после многих лет разлуки мне пришлось заново знакомиться с семейной жизнью. В последний раз она у меня была, когда мне было чуть больше двадцати. Представьте себе двух чужих друг другу пожилых людей, которые ночью залезают в супружескую кровать и лежат рядышком, слушая дыхание друг друга в беззвучной тьме, а утром ждут, чтобы медленный рассвет просочился, как рана через повязку, сквозь ставни, над шкафами с одеждой и на стены. В арктических сугробах простыней между нами было несколько дюймов, но масштаб нашей карты был бесконечность, и самым маловероятным из ночных соприкосновений было случайно задетое плечо или мизинец ноги, за которые пусть и не ожидались, но предлагались извинения. Интересно, она хоть иногда вспоминала, как когда-то целовала в полях того восемнадцатилетнего паренька? Когда я думал о нем, сраженном в Шоттери как ударом молнии, я задавался вечным вопросом: куда делся океан любви, в который мы тогда нырнули с головой? Море движется в оковах приливов и отливов, но никуда не исчезает. Как же получается, что любовь вытекает по капле, пока от нее не остается и следа, вообще ничего? Она прошла, как великолепие юности, которая когда-то нас озаряла. Теперь осталось лишь сухое, иссеченное морское дно, бесплодное, как пустыня. А когда-то она остроумно шутила и хоть на краткое время, но всецело предавалась любви. Почему мы позволяем горящей в нас искре угаснуть? Позволяем умереть живущей в нас детскости? Во всем виним время, не признавая своей вины, но если обвинение справедливо и необходимо найти виновника, то да, наверное, время повинно во многом.