Читать «Живые не сдаются» онлайн - страница 62
Иван Федорович Ходыкин
Через два дня меня и Леонова заковали в кандалы и отправили в концентрационный лагерь Дахау. Николай Иванович Власов остался в тюрьме, и больше я его уже не видел.
29 апреля 1945 года нас с Леоновым за два часа до расстрела освободили союзные войска, и мы вскоре вернулись в родной Ленинград, где родился, жил и работал наш друг по фашистским застенкам Герой Советского Союза Николай Иванович Власов».
Николая Ивановича Власова держали в Нюрнбергской гестаповской тюрьме еще около месяца. Только в ноябре, с пометкой на карточке «К», его бросили за толстые стены блока смерти концлагеря Маутхаузен.
- 38 -
— Ты, Юра, присматривай за блоковым, а я с товарищами потолкую, — сказал Власов Ткаченко и кивнул головой на трех узников, которые стояли, прижавшись спинами к стенке барака.
Такие беседы Власов начал устраивать вскоре же по прибытии в двадцатый блок.
— Хорошо. — Юрий скользнул взглядом по лицам ожидавших Власова людей.
С одним из них он знаком. Это бывший командир эскадрильи капитан Геннадий Мордовцев. Он лукаво прикрыл веком карий глаз, подмигивает Ткаченко. Значит, дело серьезное, думает «штубендист». Надо глядеть в оба: как бы Горилла не появился. Двух других Юрий не знает. Они из «новеньких». Один небольшого роста, щуплый, с залысинами, второй на голову выше, оба еще не очень истощены...
— Присядем, товарищи, — предложил Власов.
— Вы поговорите, а я тут потолкаюсь рядом. Может ухо лишнее оказаться, — полушепотом бросил Мордовцев и стал прохаживаться возле барака.
— Ну, давайте знакомиться, — Власов протянул руку высокому.
— Татарников, — ответил тот. — Александр Васильевич, — добавил после недолгой паузы.
Маленький с залысинами назвался лейтенантом Владимиром Соседко.
— Мордовцев говорил, что вам часто приходилось бывать за пределами лагеря, — обратился Власов к Татарникову.
— Да частенько случалось... Под конвоем, конечно.
— Глаза, наверное, не завязывали?
Татарников улыбнулся, и в его голубых глазах сверкнули лучики октябрьского солнца: «Понимаю, мол, в чем дело, сам о том же думал».
— За оградой у меня, Николай Иванович, по четыре глаза было, — Татарников провел шершавой худой ладонью по стриженым чёрным волосам и, почувствовав под рукой пробритую полосу, резко отдернул руку.
От Власова, внимательно следившего за собеседником, это не укрылось.
— Пройдет, — заметил он, — с непривычки.
Татарников смутился, и под жесткой чёрной щетиной его бледных щек показался еле приметный румянец.
— Так расскажите, как там, за оградой? — продолжал Власов.
— Всех окрестностей я не знаю, но...
— Вот в этом направлении, — Власов кивнул на каменную стену перед ними.
— Там как раз приходилось бывать, — ответил Татарников. — Вдоль ограды, метрах в трехстах от нее, идет дорога, камнем вымощена... Потом поле чистое, так с километр тянется... За полем — лес сосновый, не слишком густой.... Там дальше Дунай течет.