Читать «Живые не сдаются» онлайн - страница 62

Иван Федорович Ходыкин

Через два дня меня и Леонова заковали в кандалы и отправили в концентрационный лагерь Дахау. Николай Иванович Власов остался в тюрьме, и больше я его уже не видел.

29 апреля 1945 года нас с Леоновым за два часа до расстрела освободили союзные войска, и мы вскоре вернулись в родной Ленинград, где родился, жил и работал наш друг по фашистским застенкам Герой Советского Союза Николай Иванович Власов».

Николая Ивановича Власова держали в Нюрнбергской гестаповской тюрьме еще около месяца. Только в ноябре, с пометкой на карточке «К», его бросили за толстые стены блока смерти концлагеря Маутхаузен.

- 38 -

— Ты, Юра, присматривай за блоковым, а я с товарищами потолкую, — сказал Власов Ткаченко и кивнул головой на трех узников, которые стояли, прижавшись спинами к стенке барака.

Такие беседы Власов начал устраивать вскоре же по прибытии в двадцатый блок.

— Хорошо. — Юрий скользнул взглядом по лицам ожидавших Власова людей.

С одним из них он знаком. Это бывший командир эскадрильи капитан Геннадий Мордовцев. Он лукаво прикрыл веком карий глаз, подмигивает Ткаченко. Значит, дело серьезное, думает «штубендист». Надо глядеть в оба: как бы Горилла не появился. Двух других Юрий не знает. Они из «новеньких». Один небольшого роста, щуплый, с залысинами, второй на голову выше, оба еще не очень истощены...

— Присядем, товарищи, — предложил Власов.

— Вы поговорите, а я тут потолкаюсь рядом. Может ухо лишнее оказаться, — полушепотом бросил Мордовцев и стал прохаживаться возле барака.

— Ну, давайте знакомиться, — Власов протянул руку высокому.

— Татарников, — ответил тот. — Александр Васильевич, — добавил после недолгой паузы.

Маленький с залысинами назвался лейтенантом Владимиром Соседко.

— Мордовцев говорил, что вам часто приходилось бывать за пределами лагеря, — обратился Власов к Татарникову.

— Да частенько случалось... Под конвоем, конечно.

— Глаза, наверное, не завязывали?

Татарников улыбнулся, и в его голубых глазах сверкнули лучики октябрьского солнца: «Понимаю, мол, в чем дело, сам о том же думал».

— За оградой у меня, Николай Иванович, по четыре глаза было, — Татарников провел шершавой худой ладонью по стриженым чёрным волосам и, почувствовав под рукой пробритую полосу, резко отдернул руку.

От Власова, внимательно следившего за собеседником, это не укрылось.

— Пройдет, — заметил он, — с непривычки.

Татарников смутился, и под жесткой чёрной щетиной его бледных щек показался еле приметный румянец.

— Так расскажите, как там, за оградой? — продолжал Власов.

— Всех окрестностей я не знаю, но...

— Вот в этом направлении, — Власов кивнул на каменную стену перед ними.

— Там как раз приходилось бывать, — ответил Татарников. — Вдоль ограды, метрах в трехстах от нее, идет дорога, камнем вымощена... Потом поле чистое, так с километр тянется... За полем — лес сосновый, не слишком густой.... Там дальше Дунай течет.