Читать «Живые не сдаются» онлайн - страница 64

Теперь тот, кто был только что снаружи, оказывается в середине и получает свою долю тепла.

«Печек» много, куда ни глянешь, всюду в тесном дворе, прижимаясь друг к другу, толпятся, приплясывают на месте люди.

Вспотевшим выскочил из «печки» Бакланов и лицом к лицу столкнулся со своим старым товарищем по лагерям, тюрьмам и побегам лейтенантом Василием Садовым. Тот не лезет внутрь «печки», хотя Иван Иванович видит, что Василий от озноба стучит зубами. Но он все такой же, каким помнит его Бакланов еще с 1941 года, по сувалкинскому концлагерю: спокойный, уравновешенный.

— Ты что не греешься? Что с тобой? Ты болен?

— Все хорошо, — ответил Василий. Немного помолчав и улыбаясь одними глазами, продолжал: — Еще потянем. Думаю до свободы обязательно дожить. Пока, славу богу, все в порядке...

Лицо у Садового действительно казалось круглым, полным. Но Бакланов видел, что полнота эта неестественная, болезненная, понимал, что его держит на ногах только сила воли, что друг угасает стоя...

— Полезай в «печку», — почти приказал Бакланов.

Когда толпа рассыпалась и стала сколачиваться вновь, он пихнул Василия внутрь.

Назавтра утром Бакланов не встретил Садового. Он ходил по двору, проверял одну за другой «печки», но нигде не находил товарища.

Иван Иванович знал, что в помещении днем никто не остается. Больных в блоке не бывает. Тех, кто не может подняться утром, днем душит блоковой, а его подручные вытаскивают трупы и складывают в штабель. Туда и направился Бакланов.

Труп Василия лежал сверху. Видимо, Садовой умер ночью, и его только что вытащили из барака. Лицо было таким же, как всегда, спокойным: казалось, на нём застыла вчерашняя деланная улыбка. Бакланов, спотыкаясь, точно пьяный, побрел прочь. Надо погреться, думал он. Надо жить, чтобы мстить.

Холодно теперь было не только на улице, но и в бараке. Если летом здесь плотно закрывались окна и узники задыхались от спертого, застоявшегося, наполненного испарениями воздуха, то теперь окна день и ночь оставались открытыми настежь. В помещение наметало снегу, на стенах появлялась наледь.

Бакланов и Фенота по-прежнему ночевали у окна, возле самой двери. В бараке стало несколько просторнее, здесь уже находилось менее тысячи узников. Новеньких приводили редко, а погибали ежедневно десятки человек. Как-то Бакланов встал ночью и закрыл створки. Он не успел сесть, как в камеру влетел Мишка-татарин.

— Открой! — в злобе закричал подручный палача и принялся хлестать Бакланова плетью, пока тот отворял окно.

Иван Иванович навалился корпусом на Феноту, закрыл руками лицо. Мишка ударил его раза три по спине, и, ступая по растянувшимся на полу узникам, пошел в глубь барака.

С приходом в блок смерти Власова люди посмелели, стали огрызаться, а некоторые прямо говорили Мишке:

— Плачет по тебе, собака, намыленная веревка. Всё время у фашистов за пазухой не проживешь.