Читать «Живые не сдаются» онлайн - страница 63

— По дороге движение частое?

— Нет. Провинция...

Соседко не принимал участия в разговоре. Он как-то равнодушно поворачивал из стороны в сторону лобастую голову. Но это только казалось. Владимир присматривался к каждому: малейшее подозрение, он толкнет локтем Власова, который сидит с ним плечо в плечо.

— Ограду, конечно, хорошо приметил? — снова

поинтересовался Власов.

Об ограде он уже: знал от Мордовцева, который тоже, как и Татарников с Соседко, попал в блок смерти из общего лагеря, но хотелось еще раз все уточнить. А может, Мордовцев что-то упустил.

— Это вы о какой ограде? — переспросил Татарников.

— Не об этой, конечно, — кивнул Власов головой на гранитный забор. — Тут у нас с тобой хватит времени, чтобы все хорошенько разглядеть.

— Общего лагеря?

— Конечно...

— Пожалуй, не уступит этой, хотя и нет гранитного забора... Колючка в четыре кола, в середине две спирали, тоже из колючки, диаметр подходящий, почти в человеческий рост. Снаружи ров с водой... И так со всех четырех. Только у входных ворот, где охрана усиленная, нет рва.

— Та-а-ак, — протянул Власов. — Но, как говорят: «Не так страшен черт, как его малюют». Согласен? — и, не дожидаясь ответа, Власов вдруг спросил: — Сам-то откуда родом?

— Сибиряк. Из Красноярского края.

— О-о-о... Охотник, наверно?

— Нет, Николай Иванович... Хотя, конечно, с ружьишком побродить любил в свободное время; — Татарников снизил голос до шепота: — В милиции работал.. Правда, об этом никто не знает.

— Ты что, Володя, в парикмахерскую собираешься? — спросил неожиданно подошедший Мордовцев у Соседко, который ощупывал пятерней свою колючую бороду-щетку. Это было сигналом об опасности.

Власов встал и, печатая деревянными колодками булыжную, мостовую, медленно пошел по двору.

Татарников и Соседко посидели еще с минуту. Потом поднялись.

— Потолкаемся среди людей, — сказал Татарников.

Владимир Соседко и Александр Татарников почти одновременно попали в общий концлагерь Маутхаузен, но поначалу плохо знали друг друга. Встретились в подвале внутрилагерной тюрьмы, куда бросили их гитлеровские палачи за невыполнение режима. Затем оба оказались в двадцатом блоке.

Здесь они не расставались ни на минуту, делили горькую участь смертников.

- 39 -

Наступила зима.

Камни мостовой покрылись свежим снегом, на колючей проволоке, что проходит по гребню каменной стены, на карнизах сторожевых вышек и барака висят прозрачные сосульки. Тяжело ходить по обледенелому булыжнику, особенно тем, у кого нет никакой обуви, лишь тряпьем обмотаны ноги.

Холодный декабрьский ветер забрасывает через забор мелкое снежное крошево, безжалостно засыпает полураздетых смертников. Теперь каждое утро из двадцатого блока вывозят по сто двадцать — сто пятьдесят, а иногда и до трехсот трупов. Крематорий работает на полную мощность.

Прижимаясь друг к другу, смертники стараются согреться. Начинается так называемая «печка». Люди, находящиеся внутри толпы, тесно сжимаемые спинами товарищей, греются минут пятнадцать-двадцать. «Печка» оправдывает свое название. В ней жарко. С помятыми боками, оттоптанными ногами, но согретые теплом товарищей, узники выскакивают изнутри. «Печка» рассыпается и сразу же возникает вновь.