Читать «Дюма. Том 73. Путевые впечатления. В России. (Часть первая)» онлайн - страница 50

В два часа мы были у него.

Я настаивал на том, чтобы в первую очередь мы посетили Новый Музей, где Каульбах создавал в это самое время свою шестую фреску; г-н Дункер уступил моей просьбе с тем большей готовностью, что гравюры этих фресок издавал он сам.

Если бы на моем месте был Теофиль Готье с его удивительным талантом образного рассказа, он описал бы вам эти шесть фресок в мельчайших подробностях; я же лишь прошелся перед ними в своей слишком тесной обуви, и мне запомнилось только, что они красивы и что немецкая художественная школа, в особенности берлинская, отличается мастерством в настенной живописи.

Особенно великолепны фигуры, призванные изображать Архитектуру, Поэзию, Живопись и Музыку.

Тем не менее я сделал бы г-ну Каульбаху одно маленькое замечание; ведь каким бы незначительным ни было замечание, человек с таким талантом, как у этого художника, может извлечь из него пользу.

На его фреске «Архитектура» две крылатые фигуры, одна из которых несет Парфенон, а другая — Страсбургский собор, одинаковы по виду. Это представляется нам ошибочным не только с точки зрения искусства и археологии, но еще и религии.

Каждая из этих двух фигур должна иметь признаки, соответствующие сооружению, которое она несет: одной следовало быть гением, а другой — ангелом.

По лестнице мы поднялись в греческий зал.

Это одновременно музей современных фресок великой ценности и античных статуй великой красоты.

Но, увы! Здесь, как и всюду, собрание образцов античного искусства помещено рядом с современными работами лишь для того, кажется, чтобы подчеркнуть превосходство ваятелей Греции над нынешними скульпторами.

В наше время скульптор два или три года изучает анатомию в каком-нибудь анатомическом театре. Он не хуже врача знает, где находятся двуглавая, дельтовидная и портняжная мышцы. Он разбирается в хитроумном механизме, с помощью которого действуют в двух противоположных направлениях лучевая и локтевая кости. И все же, когда речь заходит о том, чтобы изобразить эти мышцы, проступающие под кожей при том или ином усилии, нет и не было ни одного скульптора, за исключением Микеланджело, который не ошибся бы в местонахождении мышцы или ее величине.

Греки, напротив, не имели теоретических познаний в области анатомии: расчленять тела людей после их смерти считалось у этих апостолов прекрасного святотатством.

Гиппократ сам рассказывает, что он, дабы иметь какое-то представление о строении нашего организма, вынужден был следовать за войсками и изучать на полях сражений внутреннее устройство человеческого тела, пользуясь страшными ранами, которые оставляли на убитых секиры и обоюдоострые мечи.

Вслед за греками тот же запрет установили и христиане, но совершенно по другой причине: почти все рабы, почти все бедняки, почти все те, кто принадлежал к низшим слоям общества, воспринимали смерть не как несчастье, а как освобождение. Поэтому у них считалось преступлением искать в смерти средство для продления жизни. Раб или бедняк и так живут чересчур долго.

И вот, несмотря на это незнание мускулатуры, античность дала нам «Лаокоона», «Умирающего гладиатора», «Борцов», «Геракла Фарнезе», «Точильщика» и двадцать, сто, тысячу других шедевров.