Читать «Дюма. Том 73. Путевые впечатления. В России. (Часть первая)» онлайн - страница 120

Я не говорю о купленной мной старинной серебряной монете, той самой, по которой Мишле нарисовал в нескольких исполненных силы строках нравственный портрет Екатерины.

Мишле сурово обходится с немецкой авантюристкой, как он ее называет, и это вполне понятно, потому что он судит о ней с точки зрения событий, связанных с уничтожением Польши. Но если бы Мишле побывал в Санкт-Петербурге, если бы он со всей своей непреклонной беспристрастностью судил о вдове Петра III по ее деяниям, то воздал бы ей сполна и по справедливости.

Поистине, она — Екатерина Великая, как называл ее Вольтер, называвший ее еще и Семирамидой Севера, несомненно в память о том, что Семирамида Востока отравила Нина.

Но, оказавшись здесь, мы увидим, что, точно так же как Петр I мог спасти Россию, лишь избавившись от Алексея, Екатерина могла продолжать дело Петра I, лишь избавившись от Петра III.

И да не обвинят нас в пристрастности к королям, но я нахожу, что историк — и даже романист, этот историк народа, — не имеет права быть несправедливым к королям лишь по той единственной причине, что они короли.

Безусловно, преступление всегда преступление, история и отмечает его как таковое, но ведь, как и для присяжных заседателей, которые судят обычных людей, для последующих поколений, которые судят королей, большое значение имеют смягчающие обстоятельства.

Не поставите же вы в один ряд Вильгельма Телля, убившего Гесслера, чтобы дать свободу Швейцарии, и кюре Менгра, разрезавшего свою служанку на куски ради того, чтобы скрыть ее беременность.

Но вернемся к графскому парку.

Примерно пятьдесят арпанов парка предназначены исключительно для графа и его семейства, но даже и эти пятьдесят арпанов открыты по воскресным дням для публики, как и остальная часть парка.

Для удовольствия гуляющих здесь три раза в неделю играет музыка.

По воскресеньям эта музыка, которую исполняют музыканты какого-нибудь из полков Санкт-Петербургского гарнизона, раздается прямо перед дворцом, шагах в тридцати от крыльца, в самом начале той широкой липовой аллеи, о которой шла речь; липы сейчас все в цвету, как у нас в мае, хотя теперь конец июня, и наполнены жужжанием пчел.

Когда оркестр играет по воскресеньям, вокруг дворца собирается до трех тысяч слушателей.

И ни один ребенок — скажем попутно, что почти все дети, из какого бы сословия они ни были, одеты в русский национальный костюм, который состоит из маленькой шапочки с павлиньим пером, красной или желтой шелковой рубашки, широких полосатых штанов, заправленных в сапожки с красными отворотами, и, скажем прямо, выглядят очаровательно, — так вот, ни один ребенок не ступит на куртину и ни одна женщина — нам хотелось бы позволить себе сказать о женщинах то же самое, что мы сказали о детях! — не сорвет ни единого цветка.

Среди пестрой толпы прогуливаются кормилицы, облаченные в старинный русский наряд: головной убор из золотой парчи и платье в крупных цветах.

Каждая семья, даже купеческая — разумеется, речь идет о богатых купеческих семьях, — старается наряднее одеть кормилицу. Иные из этих нарядов стоят по полторы-две тысячи франков.