Читать «Драматика, или Поэтика рациональности» онлайн - страница 60

Парадоксальным образом зеленый человечек снова поступает не так, как следовало бы действовать во имя достижения цели: не подлизывается, а нападает.

— Что на него нашло? — восклицает Лаура.

— Да ничто на него не находило, — отвечает автор книги, — он по-прежнему действует совершенно целенаправленно.

Что значит: в несомненном соответствии со своей мечтой. Но меняется реальность, обстоятельства, и человечек вынужден изменять способ своего дальнейшего приспособления…

Человечек берет в плен Марио Малого в то самое мгновение, когда Марио Первый держит в руках открытый черный мешок для мусора, чтобы упаковать в него зеленого пилота. Так он, кстати, сам пытается осуществить свою мечту — чтобы его любили. Ведь с тех пор как он стал крестным отцом местной мафии, его только боятся. Он же хочет, чтобы им восхищались и любили его от всего сердца — глядишь, именно так и будет, если он станет первым сицилийцем, изловившим зеленого слизистого инопланетянина!..

Исполнение мечты Марио Первого исключает исполнение мечты зеленого человечка. Так вот что изменяет обстоятельства истории, заставляя характер искать другой способ приспособления к ним во имя осуществления своей мечты! Это происходит из-за столкновения одной мечты с другой, причем обе они — по-настоящему трогательные.

Единственный источник драматургического конфликта — борьба одной мечты с другой столь же симпатичной, понятной мечтой.

Таков же, кстати, и механизм конфликтов в настоящей жизни.

Это объективное правило нужно подчеркнуть отдельно, поскольку игнорирование его порождает феномен, который с древних времен в драматургии называют богом из машины (deux ex machina). Чувствуя, что история заходит в тупик, автор призывает на помощь нечто существующее вне характеров и самой истории, нечто кажущееся всемогущим, небесного владыку, короля или президента, который призван действовать в одном из двух направлений: создавать искусственное, «липовое» осложнение, если история грозит кончиться слишком рано, либо данной ему властью навязать разрешение, не основанное на логике истории, если конца этой истории не просматривается. Но такое разрешение зритель раскусывает мгновенно, потому что в жизни так не бывает, как бы нам порой ни хотелось.

Конечно, мы частенько призываем такого несуществующего «разрешителя» наших невзгод, однако в наш информационный век мы уже привыкли, что надеяться на него не стоит, поэтому, увидев в современной драматургии появление такой разрешительной машины, зритель чаще всего начинает в довольно агрессивной форме сомневаться, так ли хорошо автор разбирается в жизни.