Читать «Драматика, или Поэтика рациональности» онлайн - страница 57

Лаурис Гундарс

Возможно, здесь может показаться, что автор этих строк только что сознательно завел вас в темный лес. На самом деле вы сами туда забежали, и тут-то выяснилось, что автор всей этой драматургической прогулкой лишь хотел доказать, что вами легко манипулировать, — это и было его потаенной мечтой. На самом деле тот, кто в эту минуту еще способен не задыхаться от гнева и задать единственно возможный сейчас вопрос, уже нашел в чаще леса ту долгожданную лазейку, сквозь которую видно залитую солнцем поляну.

Почему и зачем? — вот тот единственно возможный вопрос. Почему так получилось? Почему автор мечтает именно об этом?

Почему человек что-то делает или старается что-то сделать для исполнения своей мечты?

Выше мы конкретизировали мечту, и всегда чрезвычайно конкретные причины ее зарождения, но совершенно не задумывались: а зачем это вообще нужно? Почему человек мечтает? Зачем чего-то хотеть, если известно, что это совершенно несбыточно?

Для большей наглядности и полной ясности автор сейчас позволит себе раскрыть самые тайные и темные каморки своих желаний. Хочу ли я доказать, что вами легко манипулировать? Хочу! Зачем? Чтобы вы меня уважали и восхищались мною — я к этому всю жизнь стремился! И через это, может быть, даже немного в меня влюбились…

Я не знаю более осязаемой, реальной и всем нам присущей мечты, чем эта:

Каждый хочет быть любимым.

Быть любимым — читай: иметь больше возможностей претворить в жизнь то, что ты хочешь, но для чего вечно не хватает широкой поддержки (подробнее см. ).

Драматургический текст, в сущности, призван давать человеку по крайней мере маленький рецептик, крошечную рекомендацию, как достичь его цели. А самый эффективный способ добиться этого — через сопереживание. Тогда сам зритель сможет определить желаемый путь разрешения ситуации.

Зеленый человечек хочет быть самым любимым на своей планете Z12 — тогда ему гарантирована принцесса. Ну а если с нею не получится, то к его ногам упадут все другие девушки, в том числе те вредины, что вечно смеялись над его необычно большими фиолетовыми зубами, с которыми ни один зеленый парень не может рассчитывать на успех у прекрасного пола…

Михаил хочет, чтобы его любил хотя бы тот единственный человек во всем мире, который не отказывается с ним общаться, ведь эта связь могла бы унять его собственный физиологический страх смерти…

Надежда хочет, чтобы ее любили не только кошки, но и хоть какой-нибудь человек, потому что ее родители механически заботились только о профессиональной карьере дочери, которая им самим ошибочно казалась ценнее истинной мечты…

Конечно, кто же захочет стоять на месте, глядя сквозь просвет в чащобе на озаренную светом понимания поляну, если достаточно сделать один-единственный шаг и самому выйти туда. Однако автор этих строк, как уже отмечалось, — весьма мелочный характер и не желает пускать идущих за ним читателей дальше, не уточнив вопрос, который точно возникнет, когда вы выйдете на свет. Там-то уже неприятных вопросов никто задавать не захочет. Но тогда останется непонятым один действительно важный момент, над которым так долго бился в растерянности наш ум: Зачем тогда было возиться со всей этой конкретикой, если теперь вдруг она оказывается совершенно излишней, если главным оказывается что-то другое и куда менее конкретное?!