Читать «Диакон и смерть» онлайн - страница 29

Сергей Иванович Гусев-Оренбургский

И дома, и заборы, и телеги, - перепуталось всё, а соборная колокольня точно по небу круги чертит. Ноги подогнулись... вижу: падать учну! Стал я на перекрестке, глаза к небу возвел, шепчу: - Господи, помоги, Господи, научи... шепни, что делать! Смотрю так-то вверх... а на углу дома, на третьем этаже - рука! И показывает эта рука пальцем куда-то... посмотрел я по пальцу, вижу - вывеска: трахтир! Сердце во мне взыграло... шепнул, думаю, Господь-то! Эх, была не была, повидалася... даже сил прибыло. Забежал я еще раз во двор, опростал себя со всех концов, да в трахтир, да в отдельную комнату, да кричу: - рому, коньяку, водки, рижского бальзаму... по-господски што-бы! А там знали меня, смеются: - Макар Иваныч кутит! - Ладно, думаю... да и ну наливаться. Нальюсь, нальюсь, сбегаю выпростаюсь, и опять наливаюсь, а брюхо ремнем изо всех-то сил стянул. И такое пошло кружение: всё ходит, всё пляшет, и уж где одно лицо - там десять... А потом меня приятель, портной Семен Иваныч, из-под стола достал и домой предоставил.

Макар Иваныч сделал радостный жест.

- Как рукой сняло... во славу Божию!

Все молчали, в задумчивости покачивая головами; только дьякон Божедомов мрачно сказал:

- Враки! Господь пьяницам не помогает. Ибо сказано: курильщики табаку и нюхальщики оного не внидут в царствие небесное.

- Да я, Кирилыч, не курю и не нюхаю.

Дьякон Божедомов гордо пожал плечами.

- Всё равно!

В этот момент Выжигин, всё державшийся возле Макара Ивановича и всё хотевший ему что-то сказать (он никогда не мог подобрать настоящих слов и говорил не те, какие надобно), вскричал высоким голосом:

- У меня... меня... тоже...

И припал ему к плечу, и заплакал.

- У... умер....ла!

Плакал он тяжело, не закрывая глаз, только слезы бежали по лицу.

А кругом него смеялись.

- Мордовка померла, за которую он судился-то... Авдотья... с назадником!

Выжигин повернулся к ним с искаженным лицом.

- Св-вол-лочи! - закричал он сквозь слезы, - она мне... она мне была... она мне...

Но он так и не мог сказать, что она ему, и опять зло, пылко, сквозь слезы выкрикивал:

- Она... она там... лежит... а я... экза... экзаме... я... похоронить не могу... я...

Почему-то смеялись вокруг и баском, и в октаву, а Выжигин нелепо выкидывал свою параличную руку:

- Сво...св-в-во...

Но тут и Макар Иваныч пришел в гнев.

- Что вы бесовским смехом-то смеетесь?

- Да ведь... по любовнице плачет!

- А вы нишкните! Ништо любовница не человек? Христос и блудницу простил... во славу Божию. А вы ништо судьи?

Вокруг смущенно смолкли. А Выжигин хватал Макара Иваныча руками, пытаясь обнять его.

- Ми.-.лый... она... ведь... она меня... косорукого... она... ведь...

И опять он никак не мог сказать, что она; а Макар Иваныч гладил его, как дитя, по голове и утешал, перебирая разные милые слова и вспоминая знакомых святых. На дворовое крыльцо вышла девочка, пестро разряженная, и звонко крикнула: