Читать «Дегустаторши» онлайн - страница 130
Розелла Посторино
Потом жаркое лето 1944-го пошло на убыль, и я вдруг поняла, что с тех пор, как он перестал ко мне прикасаться, я вроде бы и не живу. В моем теле вновь пробудилась мучительная, неодолимая тяга к разложению, для которого оно и было рождено: сказать по правде, все мы рождаемся только для этого. Как вообще можно желать то, что обречено гнить в земле? Это все равно что любить червей, которые станут пожирать твой труп.
Но теперь тело обрело новую жизнь – и все благодаря Циглеру, хоть его самого уже не было рядом: он свое дело сделал, подарил мне ребенка. Почему же я не могу оставить его себе? Но что, если вернется Грегор? Может (прости меня, Господи), пусть лучше не возвращается, я ведь уже готова обменять его жизнь (да что ты такое говоришь?) на жизнь моего нерожденного ребенка. (Ты в своем уме?) У меня есть право спасти его!
Пока я собиралась в казарму, Герта вышла снять белье: за ночь все высохло, осталось только сложить. Мы с ней так и не поговорили, ни утром, ни после обеда. А потом пришел автобус, и воскресенье закончилось: на ночь я оставалась в Краузендорфе и должна была вернуться только в следующую пятницу.
Лежа на кровати у стены, я протянула руку, коснувшись никем не занятого матраса Эльфриды. По спине пробежал холодок. Лени спала, а я, как и всю последнюю неделю, пыталась найти решение. Рассказать Циглеру, принять его помощь? Уж он-то найдет врача, готового прервать беременность (наверняка такой есть здесь, в ставке), заплатит ему за молчание, и тот сделает все необходимое прямо в казарменной уборной. Но что, если я закричу от боли, перепачкаю кафель кровью? Нет, нужно другое место. Пусть Циглер отвезет меня в Вольфсшанце в багажнике, завернутую в несколько слоев армейских одеял. Хотя нет, эсэсовцы учуют запах через одеяла, у них есть выдрессированные ищейки, мне не пробраться внутрь. Пусть лучше лейтенант привезет врача в лес: я буду ждать их там, скрестив руки на животе, еще не распухшем, но уже и не пустом. Избавлюсь от ребенка, как Хайке, под деревом – но только, в отличие от нее, одна: врачу понадобится срочно уехать и Циглер увезет его на своей машине. Потом вырою яму под березой, закопаю тельце и выцарапаю на коре крест, только крест, без всяких букв и цифр, ведь у моего ребенка не будет имени: какой смысл давать имя нерожденному?
А вдруг Циглер, вопреки моим ожиданиям, захочет оставить малыша? «Куплю домик, – объявит он, – уютный домик для нас обоих здесь, в Гросс-Парче». – «Но я не хочу оставаться в Гросс-Парче, я хочу жить в Берлине». – «Вот ключи, – скажет он, вложив их в мою ладонь и загнув ее, – сегодня будем спать вместе». – «Сегодня я буду спать в казарме, как вчера, и позавчера, и завтра». – «Рано или поздно война закончится», – ответит он, и эти его надежды покажутся мне ужасно наивными. А может, он снова обманет меня: заставит родить, а потом отнимет ребенка, увезет его в Монако, отдаст жене. Хотя нет, он же эсэсовец и никогда не признает, что стал отцом ублюдка. Проще избавиться от меня: разбирайся сама, почем мне знать, что ребенок мой?