Читать «Двое и война» онлайн - страница 63

Потом рассказывали те, кто видали «тридцатьчетверку» на улицах города. Она с ходу била по самоходкам и бронетранспортерам, влетала в гущу шагавших строем солдат, подминала под себя фургоны, грузовики, легковые автомобили с офицерами. Ее пулемет валил на асфальт мародеров, таскавших в люльки своих мотоциклов награбленное в квартирах добро, косил самодовольных холеных насильников в лайковых перчатках. «Тридцатьчетверка» настигала врагов, как месть — святая и правая.

Очевидцев было много, и, когда их собрали вместе, получился рассказ от первой и до той последней минуты, когда «тридцатьчетверка» скрылась в облаке пыли — уже за Минском.

— Хочется верить, — говорило радио, — что кто-нибудь из отважного экипажа жив. Откликнитесь, дорогие друзья!

Елена Павловна растревожилась, разволновалась. Увидев в окно Зою и Васю с детьми, не одеваясь, выскочила навстречу. Аленка, свесив ноги, уже сидела на шее у отца — так, приседая низко-низко, Вася обычно входил с нею в ворота.

— Бабуся, бабуся! — восторженно кричал Ванюшка. — Гляди, гусь лапчатый с гусенкой идет!

— Что это за игра такая глупая — гусь лапчатый? — рассердилась Елена Павловна. — Еще стукнешь ребенка головой.

Она сняла Аленку с Васиной шеи. Пропуская всех вперед, говорила:

— Жалко, не слышали вы передачу, только что кончилась — о танковом экипаже одном. Вот уж герои, вот смелые ребята! Представляете — через весь занятый немцами Минск пронеслись! Да не как-нибудь… — Она еще не досказала, как Зоя перебила ее:

— Ну… и опять поедешь? — В голосе дочери слышалось раздражение.

— О чем ты? — не поняла Елена Павловна: ведь если Зоя вела речь о поездке в Ленинград, то это дело давно решенное. Через неделю — отпуск.

— О чем… о поездке в Минск, конечно, — с плохо скрываемой усмешкой ответила Зоя. Прикрикнула на детей: — Марш в спальню, к своим игрушкам! Или телевизор включите — там, наверное, еще мультфильм идет… И как поедешь? — раздраженно продолжала она, обращаясь к матери. — В Ленинград, а потом в Минск? Или наоборот? А может, услышишь еще что-нибудь и завернешь в третье, пятое, десятое место? Война была долгой, героизм — массовым. Тысячи людей до скончания века не перескажут всех боевых эпизодов войны…

Удивленная столь неожиданным в дочери приливом злости, Елена Павловна резала на дощечке сыр, батон, мешала в творог изюм и сахар. Молчала.

— Это нелепо, мама, — взмолилась Зоя. — Это смешно и грустно — всю жизнь ждать человека с войны, которая кончилась давным-давно. Так давно, что даже я, мать двоих детей, уже ничего не помню. Погиб он, мама. Нету его в живых. И косточки истлели. А убит или пропал без вести — какая разница?

— Очень большая, — холодно возразила Елена Павловна. — Убит — сообщили бы. А если пропал без вести, может, и живой.

— А чего же он молчит, если живой? Двадцать пять лет знать о себе не дает?

— Мало ли что? Ты забыла, как мы читали книгу о горящем танкисте, которого вытащили из машины. Его переодели в то, что попалось под руку. А что там, на поле боя, могло попасть под руку? Только то, что уже не требовалось другому. Помнишь? Ты же сама вслух читала, как безрукий, безногий человек этот двадцать лет жил под фамилией того, чьи документы нашли у него в медсанбате. Считая, что никому не нужен. А жена ждала его все эти годы, искала. И нашла. Только жалко ведь — сколько лет зря таился.