Читать «Двое и война» онлайн - страница 170
Надежда Петровна Малыгина
Фельдшер батальона, старший лейтенант, протягивает Жоре флакон с нашатырным спиртом. Ну почему, почему они ждут от меня обмороков, рыданий?
Хочется осмотреться, чтобы запомнить, как было все в ЭТОТ день, но трудно поднять воспаленные веки. А главное, совестно: кажется, взгляды всех устремлены на меня, все недоумевают, почему я не уронила ни одной слезинки, и осуждают меня за это. Горе бушует во мне, как пламя высоких костров, что, достигнув вершины Ай-Петри, зажигали мы там ночами, а я изо всех сил стараюсь скрыть это. И стыжусь, что скрываю. О, человек, ты сам для себя непостижим!
Прошло совсем мало времени — час, два, может быть, три, но теперь я понимаю: самое трудное — дорога. Я хочу взять твою руку, губами коснуться твоего лица, твоих закрытых глаз, хочу запомнить и сохранить навсегда ощущения последних прикосновений. Но ты все меньше и меньше походишь на себя. Со страшной прикованностью смотрю я на человека в гробу и хочу, чтобы дорога кончилась, чтобы тебя скорее опустили в могилу.
На коротких остановках замполит выскакивает из кабины, встает на колесо, с тревогой глядит на тебя и требует, чтобы я пересела в другую машину.
— Ну зачем, товарищ майор?
Он молчит, сердится. Спрыгнув с колеса, косится на знойное солнце.
— Хоть бы туча заслонила его… Забить? — не то спрашивает кого-то, не то сам с собой советуется замполит.
— Чего уж тут, — уткнувшись взглядом в колени, вздыхает Жора.
— Жми вовсю! — приказывает майор Пете.
У въезда в город колонна подтягивается, перестраивается. Жора Прокопьев и майор Попов помогают Пете Воронцу опустить борта грузовика.
Наша машина проезжает вперед, за нею пристраивается грузовик с венками и фанерной тумбой, увенчанной красной звездочкой. На тумбе белеет овал: в нем — твоя карточка. А я и не видела ни памятника, ни венков, ни карточки…
По городу машины идут медленно-медленно. И я еще жива. Вероятно, сердце, чтобы не разорваться, мозг, чтобы не помутиться, нервы, чтобы не сгореть, не испепелиться, когда кажется, что уже все, конец, умеют отключаться и ставить себя на предохранитель.
Полутемный, выстланный булыжником дворик стиснут разновысокими домами с множеством равнодушных, как рыбьи глаза, окон.
— Отдохните, — говорит мне генерал Северинов.
— Пойдем, я тебя провожу. — Полковник Молодцов берет меня за локоть. Как слепые, долго идем мы по пустынному коридору и наконец оказываемся в чистенькой кухоньке с окном во двор. Хозяйка, в аккуратном клетчатом платье, в белоснежном фартуке, открывает дверь в просторный зал, где на большом кожаном диване приготовлена постель.
— Может, пани желает кофе? — предупредительно осведомляется хозяйка.
— Да, да, пожалуйста, — поспешно киваю я и иду за ней: из окна кухни видна машина с тобой.
Полковник задерживает меня:
— Кофе можно принести сюда.
— Нет, нет, не надо!
Я смотрю в окно. Гроб уже хотят накрыть крышкой — я не думала, что это случится так скоро. Я должна, я хочу еще раз взглянуть на тебя!
— Зачем, Люба? — спрашивает Молодцов и загораживает мне дорогу.