Читать «Двое и война» онлайн - страница 172

У нас не было последней, самой последней минуты.

Вот я снова в батальоне. А тебя нет…

Лечь, лечь… Можно бы пойти в палатку, но рядом с нею истоптана трава: там стоял гроб и бригада прощалась с тобой.

Слышу, кто-то спрашивает:

— Не видели Любу? Генерал вызывает.

Но слова не касаются сознания.

— Найдите Любу! — громко требует другой голос.

— Не кричите, в машине она, — едва слышно произносит кто-то.

Только теперь сознаю: ищут меня. Что, что еще может случиться после всего уже случившегося?

Брезентовая дверь машины приоткрывается. На ступеньках лестницы появляется писарь батальона Никита Малов, сутулый, в очках ефрейтор:

— Люба, вас вызывает генерал. Что-то очень важное!

— Ну здесь я, здесь. Сейчас приду!

— Так ведь генерал, — оправдывается Никита.

Иду, кажется, из последних сил. Генерал Северинов подымается навстречу, подает мне напечатанное на машинке письмо с крупными типографскими буквами поверху. Несколько раз перечитываю текст и лишь потом, наконец, понимаю смысл написанного: «Надлежит явиться в Москву для получения нового назначения…» Это тебе надлежит явиться!

— Я и полковник Молодцов, — объясняет генерал, — ехали сюда, чтобы вручить вашему мужу высокую правительственную награду: орден Ленина. Но… так получилось… Война… Вручаю вам выписку из Указа Президиума Верховного Совета СССР…

Так вот, оказывается, откуда взялся орден Ленина!

Держу в руках выписку из Указа, опоздавшее предписание, атласную подушечку с твоими наградами, а в мозгу бьется одно и то же: «Надлежит явиться в Москву… Надлежит явиться в Москву…»

— Может, у вас есть какие-то просьбы? — спрашивает Северинов.

— Нет, товарищ генерал, просьб нету.

Полковник Молодцов стискивает мои плечи:

— Держись, девочка!

А я уже не могу держаться. Хочется уткнуться головой в грудь этому огромному человеку, твоему давнему другу, и выплакаться.

Командование батальоном принял майор Попов. Говорят, временно. А мне хочется, чтобы постоянно. «Хороший, душевный человек. И представь, в боях показал себя отличным командиром-строевиком. Вот кого комбатом сделать!» — говорил ты мне еще под Коломыей. Теперь он комбат…

Отдых и формирование. Спокойные солнечные дни притуманены близостью осени. Лес обдает нас грибной свежестью. Запахами буйного разнотравья веет с нескошенного луга. Медлительно-величаво несет свои воды небольшая речушка с дремучими зарослями ежевики по берегам. Если бы произошло чудо и ты вдруг оказался жив, мы с тобой, разувшись, бродили бы сейчас по воде у берега, собирали ежевику, приглядывались к пчелам на цветах и к самим цветам: как мудро и красиво они устроены! Как мудро и красиво все в природе! А ты погиб…

Любое проявление жизни вызывает во мне эту мысль.

«Хорошо, — думаю я, — что Степанида Максимовна умерла. Наверное, это мучительно — пережить своего сына? А каково будет дяде Корнею узнать, что тебя нет? Где теперь он, твой старенький голубоглазый отец-мастеровой? Где Алешка?..»