Читать «Двое и война» онлайн - страница 168

Надежда Петровна Малыгина

Вокруг — суета. Не вижу, но чувствую ее. Слух ловит разговор о ковре, без которого никак-де нельзя — надо постелить его в кузов, и, значит, придется срочно направить кого-то из офицеров в штаб армии. Отдаваясь эхом, стучат топоры. Резко и звонко вжикает пила. Размеренно — стрэк… стрэк… стрэк — ходит по доске фуганок.

Разве думали ребята, разве предполагали? Петя Воронец, шофер, — могло ли ему прийти в голову, что он повезет тебя, погибшего?

Самое мучительное — непостижимость. Тебя нет.

И я не умерла и не умираю от горя.

Ревет мотор, лязгают гусеницы. Это танк, на корме которого я сегодня видела тебя во сне, на котором проснулась с мыслью о тебе, с желанием скорее тебя увидеть. Это было сегодня до рассвета, а кажется, что прошла вечность… Спустя несколько часов на корму этого же танка положили тебя, мертвого, а я сидела на том же месте и держала на коленях твою голову. Еще одна вечность…

Подошла группа офицеров. Жора Прокопьев присел около меня на корточки.

— Там палатку поставили, постель соорудили. Отдохни, а?

— От чего отдыхать, Жора?

— Ну просто полежи.

— Зачем?

Жора молчит, вздыхает. Тогда зампострой капитан Лиханов и начальник штаба старший лейтенант Женя Соколов берут меня под руки, подымают, держат, словно я должна рухнуть.

— Тебе надо отдохнуть! — утверждает Лиханов. — Мы тебя доведем. Ты полежишь, отдохнешь, а потом встанешь с новыми силами…

— Вот так, вот так. Еще несколько шажочков, — вторя ему, приговаривает Женя Соколов, и я едва сдерживаюсь, чтобы не оборвать их и не высвободиться из их добрых рук.

— Ты уж пореви, что ли, — вздохнув, советует Женя Соколов. — В полный голос. Как бабы в деревнях голосят. Говорят, помогает, сердцу сразу легче становится.

Они думают, что у меня нет сил даже плакать. А я совсем не хочу и не могу плакать. Ложусь на застеленную плащ-палаткой траву, и сразу же точно могучая река подхватывает меня, несет стремительно. Мелькают, меняются картины, единственный участник которых — ты. Мне вдруг кажется, что это я ухожу из жизни, уносимая быстрыми и сильными водами, а то, что я видела и пережила сегодня, и то, что ты мертв, — просто сон. Последний страшный сон, из которого я не вернусь.

Вот когда стало трудно. То, что казалось спокойствием, совсем не было им. Меня никто не видит, я позволяю себе расслабиться и сразу чувствую, как теряю контроль, как уходит воля, гудя, уносятся, вытекают силы. В груди будто разведен кузнечный горн, в пламени которого сгорает воздух — нечем дышать. Голова горит от неясных тревожных мыслей. Неясная, непостижимо-мучительная тоска наваливается на сердце. Надо что-то вспомнить, сделать, сказать. А что? Кому?.. Надо торопиться, надо бежать, бежать, чтобы успеть. А куда? Зачем? Все скользко, расплывчато.

Закрыв глаза, зажав ладонями виски, качаюсь из стороны в сторону, баюкаю боль, желая усыпить ее. А она разрастается, как горячечные — в болезни — детские видения. Тогда я опять ложусь лицом вниз. Толстый травяной настил постели кощунственно мягок. А мне сейчас надо разбиться о камни. Надо, чтоб сгорел, испепелился мозг, задохнулись легкие, остановилось сердце!