| Have you still that devouring thirst which can only be appeased in the grave? Are you still actuated by the regret which drags the living to the pursuit of death; or are you only suffering from the prostration of fatigue and the weariness of hope deferred? Has the loss of memory rendered it impossible for you to weep? | Мучит ли по-прежнему та палящая жажда, которую может утолить только могила, то безутешное горе, которое выбрасывает человека из жизни и гонит его навстречу смерти? Быть может, в вашем сердце просто иссякло мужество, уныние погасило в нем последний луч надежды, и оно, утратив память, уже не в силах более плакать? |
| Oh, my dear friend, if this be the case,--if you can no longer weep, if your frozen heart be dead, if you put all your trust in God, then, Maximilian, you are consoled--do not complain." | Если так, если у вас больше нет слез, если вам кажется, что ваше сердце умерло, если у вас нет иной опоры, кроме бога, и ваш взгляд обращен только к небу, тогда, друг мой, вы утешились, вам не на что больше сетовать. |
| "Count," said Morrel, in a firm and at the same time soft voice, "listen to me, as to a man whose thoughts are raised to heaven, though he remains on earth; I come to die in the arms of a friend. | - Г раф, - отвечал Моррель кротко и в то же время твердо, - выслушайте меня, как человека, который перстом указывает на землю, а глаза возводит к небу. Я пришел к вам, чтобы умереть в объятиях друга. |
| Certainly, there are people whom I love. I love my sister Julie,--I love her husband Emmanuel; but I require a strong mind to smile on my last moments. | Конечно, есть люди, которых я люблю: я люблю свою сестру, люблю ее мужа; но мне нужно, чтобы в последнюю минуту кто-то улыбнулся мне и раскрыл сильные объятия. |
| My sister would be bathed in tears and fainting; I could not bear to see her suffer. Emmanuel would tear the weapon from my hand, and alarm the house with his cries. | Жюли разразилась бы слезами и упала в обморок; я увидел бы ее страдания, а я довольно уже страдал; Эмманюель стал бы отнимать у меня пистолет и поднял бы крик на весь дом. |
| You, count, who are more than mortal, will, I am sure, lead me to death by a pleasant path, will you not?" | Вы же, граф, дали мне слово, и так как вы больше, чем человек, и я считал бы вас божеством, если бы вы не были смертны, вы проводите меня тихо и ласково к вратам вечности. |
| "My friend," said the count, "I have still one doubt,--are you weak enough to pride yourself upon your sufferings?" | - Друг мой, - сказал граф, - у меня остается еще одно сомнение: может быть, вы так малодушны, что рисуетесь своим горем? |
| "No, indeed,--I am calm," said Morrel, giving his hand to the count; "my pulse does not beat slower or faster than usual. | - Нет, граф, взгляните на меня: все просто, и во мне нет малодушия, - сказал Моррель, протягивая графу руку, - мой пульс не бьется ни чаще, ни медленнее, чем всегда. |
| No, I feel that I have reached the goal, and I will go no farther. | Я дошел до конца пути; дальше я не пойду. |
| You told me to wait and hope; do you know what you did, unfortunate adviser? | Вы называете себя мудрецом - и вы говорили мне, что надо ждать и надеяться; а вы знаете, к чему это привело? |
| I waited a month, or rather I suffered for a month! | Я ждал целый месяц - это значит, что я целый месяц страдал! |
| I did hope (man is a poor wretched creature), I did hope. What I cannot tell,--something wonderful, an absurdity, a miracle,--of what nature he alone can tell who has mingled with our reason that folly we call hope. | Человек - жалкое и несчастное создание: я надеялся, сам не знаю на что, на что-то неизведанное, немыслимое, безрассудное! На чудо... но какое? Один бог это знает, бог, омрачивший наш разум безумием надежды. |
