Читать «Где ты, бабье лето?» онлайн - страница 71

— Ну что, не надумала к нам переходить? Женька, боюсь, скоро сбрендит, да и тяжело ездить взад-назад, поскачи-ка с автобуса в автобус в ее положении.

С начала зимы Женька работала на ферме с матерью.

— Не хочет она в Редькине, — вздохнула Татьяна.

Алевтина молчала, слушала.

— У нас там тоже какая-то неразбериха идет. Замучились с привязью. Выпустишь коров, пойдут обратно — глядишь, какая не в свое стойло и ткнется, потянется к кормушке, а ее и прищелкнет. Доярки, которые новенькие, не поймут, давай доить, а она в запуске — ну и портят коров. Мы давно здесь, и то не всякую корову сразу приметишь. Как ему не падать, молоку-то. И зачем только строят такие большие коровники?

— А ты иди к нам, — сказала Алевтина, — все вместе будем. Не чужие теперь, — обронила она.

До Женькиной с Юрой свадьбы они почти не разговаривали — даже уговор про свадьбу — кого звать, как справлять — вели больше молодые, матери при том лишь присутствовали. Алевтине было жутко, вслух и назвать не могла бы то, что происходило. Хотя скрепила душу и сердце после разговора с Ольгой Дмитриевной, даже как бы отстранилась и глядела издалека, желая только дочери счастья. Об Татьяне старалась не думать. Татьяна, казалось ей, теперь злорадствует. Но во время свадьбы не обнаружила на ее лице торжества. Было оно скорее безвольным, обстоятельствам подчинившимся. И тогда Алевтина впервые подумала: «Неужели ей теперь все безразлично — хоть бы прахом пошло? А кто знает, как живется одной после погибели Степановой?» Они невольно хлопотали вместе, сидели рядом, пели одни песни, улыбались обоюдно, глядя на молодых, и вдруг тоненькая струнка жалости к себе и друг другу стянула их. «Чего тебе, Тань, на этом дворе мучиться, просись в Сапуново — Ольга Дмитриевна обещается построить новый скотный», — сказала тогда Алевтина. «В Сапунове-то? — усомнилась Татьяна. — Не дадут». — «А чего ей? Своя рука — владыка».

Они постояли еще у колодца, глядя, как за прудом, в широком корыте дороги, переваливалась с ведрами Клавдия.

Навстречу ей из дома выскочил Валерка — весь какой-то несуразный, в коротеньком ватнике, больших валенках и шапке, с задранными ушами. Перехватил ведра, остановился, — она, видимо, что-то сказала, — он посмотрел в сторону колодца.

— Валерка-а, — заорала Алевтина, — снеси ведра да прибеги-и-то-о! Клавдя! Клавдя-а! Скажи ему-у!

Клавдия даже рукой не махнула.

— Вот черт с рогами, — обозлилась Алевтина.

И так-то у них не очень ладились отношения: еще раньше, до Степановой смерти, Клавдия сердилась на Алевтину за Юрку, «на рогах носила», Татьяну восстанавливала против, да и теперь жалела «Юрушку», все равно попавшего в семью Грачевых. А главное — в стан Клавдии переметнулась Мария Артемьевна. Бывало, всякую свободную минутку у Алевтины байки рассказывает, какую-никакую кутерьму заводит. Теперь все больше у Клавдии, где бабы с того конца по вечерам смотрят телевизор, играют в карты. Алевтина не признавалась, но скучала по Марии Артемьевне, по легкому, простому, веселому ее характеру.

— Да прибежит он сейчас, не горюй. Пойдем, сватьюшка, посумерничаем, — сказала она Татьяне то ли насмешливо, то ли горько.