Читать «Гаспаров» онлайн - страница 13

(вокзальный буфет). «Мой сорт», кефир, менадо. / Чтоб разрыдаться, мне / Не так уж много надо, - / Довольно мух в окне. // Охлынет поле зренья, / С салфетки набежит / От поросенка в хрене, / Как с полусонной ржи. «Мирная продажа папирос и кофе; но мухи в окне напоминают о мухах мучкапской чайной, а поросенок в хрене - о полях вокруг Романовки и Балашова; набегает тоска, на глаза наворачиваются слезы». (Правда, тамбовско-саратовские места - не ржаные, а пшеничные.) - По ОК, рожь is presumably seen through the window, - она предполагает, что стоянка с буфетом -не в Москве, а на какой-то промежуточной станции; но если герой уже в московском вокзале, это невозможно.

(Предчувствие московских будней.) Чтоб разрыдаться, мне / По край, чтоб из редакций / Тянуло табачком / И падал жар ничком. // Чтоб щелкали с кольца / Клесты по канцеляриям / И тучи в огурцах / С отчаянья стрелялись. «Табачный дым напоминает мучкапскую даль “табачного, как мысли, цвета”, а птичье щелканье канцелярских счетов напоминает южные “бешеные огурцы”, при прикосновении стреляющие зернами, как тучи громом». - «Клесты по канцеляриям» - замечательная догадка ОК; но «огурцы» она оставляет без комментария, а «тучи стрелялись» понимает как дуэль на молниях. На самом деле это восьмистишие подводит,

скорее, к мысли о самоубийстве. Чтоб полдень осязал / Сквозь сон: в обед трясутся / По звону квизисан / Столы в пустых присутствиях, // И на лоб по жаре / Сочились сквозь малинник, / Где -блеск оранжерей, / Где - белый корпус клиники. «И уже вне всяких воспоминаний наводят тоску канцелярии, пустеющие в полдень на обед в столовых-квизисанах, и виднеющиеся сквозь жаркий сад оранжереи и клиники», куда вот-вот попадет поэт: так это восьмистишие подводит к мысли о сумасшествии. «Трясутся столы» - когда из-за них вскакивают служащие, чтобы бежать на обед (у ОК -иначе). Как оранжереи Ноева, так и Алексеевская психиатрическая клиника (Канатчикова дача) находились на юго-западе Москвы, неподалеку от Нескучного сада, памятного Пастернаку и его героине (комментаторами не отмечалось). Вывод - прежний: Я с ними не знаком. / Я послан Богом мучить / Себя, родных и тех, / Которых мучить грех.

(Волна воспоминаний о юге и героине.) Возможно ль? Этот полдень / Сейчас, южней губернией, / Не сир, не бос, не голоден, / Блаженствует, соперник? // Вот этот душный, лишний / Вокзальный вор, валандала, / Следит с соседских вишен / За вышиваньем ангела? // Синеет морем точек / И, низясь, тень без косточек / Бросает, горсть за горстью, / Измученной сорочке? «Неужели вот этот полдень, зря бездельничающий на этом вокзале, одновременно блаженствует там, на тамбовском юге, смотрит (с синего неба в точках птиц, как в косточках) на героиню за вышивкой и осеняет бесплотной («без косточек») тенью вишен ее вспотевшую сорочку?» -«Не сир, не бос, не голоден» гиперболически значит «не несчастен, как я», но не без намека, что в 1917 году в южных губерниях уже жилось сытнее, чем в столицах. К словам «вышиванье ангела» ОК предлагает два альтернативных понимания (ангел = сам поэт, ангел = южная природа), но такие натянутые, что вряд ли заслуживают обсуждения. Возможно ль? Те вот ивы - / Их гонят с рельс шлагбаумами - / Бегут в объятья дива, / Обращены на взбалмошность? // Перенесутся за ночь, / С крыльца вдохнув эссенции / И бросятся хозяйничать / Порывом полотенец? // Увидят тень орешника / На каменном фундаменте? / Узнают день, сгоревший / С восхода на свиданьи? «Вот эти ивы, тянущиеся к рельсам, ведущим туда, в Тамбовщину, могли бы по ним за ночь перенестись туда,