Читать «Гаспаров» онлайн - страница 103

Эти восемь месяцев в Принстоне прошли странно. С одной стороны, время летело: каждый день что-то неотвлекаемо делалось и что-то (гораздо больше) оставалось несделанным. С другой стороны, время стояло: я все время чувствовал, что там, за горизонтом, в Москве всё меняется, и жизнь, и пастернаковское издание, и Вы, -а я застыл, как выключенный в сентябре. Даже не застыл - я писал Вам, что менялось у меня на душе, - но я привык жить, так сказать, координированно с Вами, а здесь Вы были далеко. Ваше письмо, посланное через Колю, было для меня большой поддержкой, -спасибо, что Вы держите мою ниточку.

Только теперь, улетев из Принстона, я в состоянии сказать, на что он, собственно, похож. Архивная читальня называется «имени Даллеса» - помните, был такой поджигатель войны. Она круглая, и перед глазами висит портрет круглого Даллеса над круглым глобусом. Вокруг нее библиотека - вёрсты пристроек и надстроек вширь и ввысь, а на перекрестках в полу рисунки компаса, N-E-S-W, чтобы не заблудиться. Вокруг -университет, серыми башенными псевдоготическими корпусами, а среди них, на площадке перед библиотекой, постамент, и на нем бутон черных выпуклостей с просветами: скульптор Липшиц, «Гармония гласных». На главной улице -псевдо-церковь (святой Павел), по-кёльнски - или по-страсбургски? -поднявшая одно готическое ухо. А вокруг, теремками, острокрышие домики-кубики с дачными крылечками и фасадами в досчатую линейку. Я уже писал: «В Америке ведь не города, а поселки городского типа», -сказал Томас Венцлова, приятель Бродского, степенный диссидент, преподающий славистику в Йеле.

Спасибо Вам за комментарий к Паскалю: «Le moi est hais-sable», - я уже не помню, по какому поводу я Вам об этом писал, но ощущение это, конечно, всегда при мне. А сцену с Мильтоном

из «Кромвеля» Гюго, которую перевел Пушкин, я все-таки нашел; очень занятный перевод, хоть статью пиши.

Я надеялся в Принстоне прочитать между делом много чего полезного, но читал, главным образом, старые эмигрантские журналы и разные книги по всеобщей истории. Мне понравилась фраза Ю. Даниэля по поводу слов Базарова о лопухе: «как же так - “ничего не будет”? Лопух вырастет, отличный большой лопух, его сорвет простоволосая женщина и прикроет голову от солнца...» А у В. Вейдле сказано, что единственное настоящее, а не переводообразное подобие поэтики Малларме в русском языке - это «Мельхиор» Пастернака; мне понравилось, потому что это пренебрегаемое стихотворение я почему-то люблю смолоду. У него же мимоходом сказано о Стендале: «ему бы по душевному складу надо было умереть смертью Пушкина, - на патриарший век Гёте и Толстого он не тянул». И что когда полиглот-кардинал Медзофанти сошел с ума, то из всех 32 языков, которые он знал, у него в памяти остался лишь цыганский. (Не помню, говорил ли я Вам, что киевский лингвист А.А. Белецкий - отец которого, украинский академик, мемориальный бюст у подъезда, был другом Ф.А. Петровского, - сказал мне, как по-цыгански будет «пошла прочь» - на пристающих действует магически; но я эти слова забыл). А из интервью Бродского об Ахматовой я узнал, что Пастернак два раза предлагал Ахматовой руку и сердце. «И как?» - «Ну, от живой жены, это же несерьезно. И потом, он был ниже ее ростом и моложе. <NB моложе - на неполный год>. Но З.Н., конечно, ее ненавидела».