Читать «Великая ложь. Теория любви: мифы и реальность.» онлайн - страница 62

Конечно, если считать любовь чем-то вроде благородного заболевания, то обнаруженные отдельные факты сексуальных страстей, наоборот, приобретают исключительно важное значение: «Ага! Значит, любовный вирус существовал везде и всегда!» Но если считать способность к половой любви результатом воспитания в определенной культуре, то отдельные, изолированные факты доказательством чего бы то ни было считаться не могут.

Далеко не все ученые, описывая нравы тех или иных племен, прямо заявляют об отсутствии у них любви, но это и неудивительно. Не будет серьезный человек тратить чернила на доказательства отсутствия чего-либо. Важно другое: описывая полную свободу сексуальных взаимоотношений, про любовь авторы не упоминают.

Представим себе, что кто-то из дикарей, человек наблюдательный и умный, прожил год-другой в цивилизованной стране, освоил язык, разговаривал с жителями, в том числе и с молодежью, ходил на гулянки, бывал в гостях то в одной, то в другой семье. И он не заметил бы, что жители этой страны разбиваются на прочные пары? Что разрыв такой пары — тяжелейшая душевная драма? Что половая связь с лицом, не входящим в прочную пару, и даже просто проявление внимания к нему воспринимается как тяжкое моральное преступление? И, вернувшись домой, он не рассказал бы землякам об этих странных обычаях?

Папуасы Новой Гвинеи свою сексуальную жизнь от посторонних не очень-то скрывают. Миклухо-Маклай пишет: «Я видел много раз, как дети обоего пола, играя на теплом песке побережья, подражали coitus’y взрослых». Миклухо-Маклай рассказывает, как папуасы предоставили ему хижину для ночлега, подложили ему в постель женщину, и вся деревня в большом любопытстве столпилась вокруг хижины, прислушиваясь. Но он ничего не написал про пары, которые не мыслят жить друг без друга, хотя относился к папуасам весьма благожелательно, высоко ценя их отзывчивость и благородство. Судя по тому, что папуасы, уговаривая его остаться, обещали назначить ему по две жены в каждой деревне, замужество с сердечными склонностями они не связывали.

Против взгляда на любовь как на биологически неотъемлемую черту человека разумного говорят и прямые эксперименты, поставленные на людях. Индейцам Северной Америки любовь была неведома. Европейцы, завоевав их, частью истребили, частью заперли в резервациях, частью приняли в свое общество. И теперь, спустя всего несколько поколений, чистокровный, но ассимилированный индеец, который вырос среди белых, ходил в их школу, а потом в колледж или университет, влюбляется точно так же, как и его завоеватели. Значит, причину, почему любовь у него появилась, надо искать не в его генах, а в обычаях общества, которое его приняло и воспитало на свой лад.

Другой пример — чернокожие американцы, в свое время вывезенные в Америку из Африки. У себя на родине им была присуща чрезвычайная свобода нравов в сексуальной сфере, никак уж не сочетающаяся с половой любовью. Но всего лишь через два-три поколения их потомки стали влюбляться подобно европейцам, которые навязали им свои обычаи, свою веру, свою культуру. Стало быть, опять то же самое: истоки любви — в устройстве общества.