| "How was I to know what I could say and what I ought not to say? | - Разве же я знаю, что можно говорить, чего нельзя? |
| Then the lieutenant was condemned to be shut up in a fortress, and his mother said - ah, my God! | Тогда поручика засудили в крепость, а матушка его говорит... а, боже мой! |
| I am not learned in anything." | Я же не учёный ничему... |
| It was hot. | Жарко. |
| Everything seemed to be quivering and tinkling. The water splashed against the iron walls of the cabin, and the wheel of the boat rose and fell. The river flowed in a broad stream between the rows of lights. In the distance could be seen the line of the meadowed bank. The trees drooped. | Всё вокруг тихонько трясётся, гудит, за железной стенкой каюты плещет водой и бухает колесо парохода, мимо иллюминатора широкой полосой течёт река, вдали видна полоска лугового берега, маячат деревья. |
| When one's hearing had become accustomed to all the sounds, it seemed as if all was quiet, although the soldiers in the stem of the boat howled dismally, | Слух привык ко всем звукам, - кажется, что вокруг тихо, хотя на носу парохода матрос заунывно воет: |
| "Se-e-even! Se-e-ven!" | - Се-емь, се-емь... |
| I had no desire to take part in anything. I wanted neither to listen nor to work, but only to sit somewhere in the shadows, where there was no greasy, hot smell of cooking; to sit and gaze, half asleep, at the quiet, sluggish life as it slipped away on the water. | Не хочется принимать участия ни в чём, не хочется слушать, работать, только бы сидеть где-либо в тени, где нет жирного, горячего запаха кухни, сидеть и смотреть полусонно, как скользит по воде эта тихонькая, уставшая жизнь. |
| "Read!" the cook commanded harshly. | - Читай! - сердито приказывает повар. |
| Even the head steward was afraid of him, and that mild man of few words, the dining-room steward, who looked like a sandre, was evidently afraid of Smouri too. | Его боятся даже классные официанты, да и смиренный, скупой на слова буфетчик, похожий на судака, тоже, видимо, боится Смурого. |
| "Ei! You swine!" he would cry to this man. | - Эй ты, свинья! - кричит он на буфетную прислугу. |
| "Come here! Thief! | - Поди сюда, вор! |
| Asiatic!" | Азиаты... Умбракул... |
| The sailors and stokers were very respectful to him, and expectant of favors. He gave them the meat from which soup had been made, and inquired after their homes and their families. | Матросы и кочегары относятся к нему почтительно, заискивающе, - он давал им вываренное бульонное мясо, расспрашивал о деревне, о семьях. |
| The oily and smoke-dried White Russian stokers were counted the lowest people on the boat. They were all called by one name. Yaks, and they were teased, | Масленые и копчёные кочегары-белоруссы считались на пароходе низшими людьми, их звали одним именем - ягуты, и дразнили: |
| "Like a Yak, I amble along the shore." | - Ягу, бягу, на берягу... |
| When Smouri heard this, he bristled up, his face became suffused with blood, and he roared at the stokers: | Когда Смурый слышал это, он, ощетинясь, налившись кровью, орал кочегару: |
| "Why do you allow them to laugh at you, you mugs? | - Ты что позволяешь смеяться над собой, лыковая харя? |
| Throw some sauce in their faces." | Бей кацапа в морду! |
