| I had no desire to enter a monastery, but I felt that I was being entangled and bewildered in the enchanted circle of the incomprehensible. | В монастырь не хотелось, но я чувствовал, что запутался и верчусь в заколдованном круге непонятного. |
| I was miserable. | Было тоскливо. |
| Life for me was like a forest in autumn. The mushrooms had come and gone, there was nothing to do in the empty forest, and I seemed to know all there was to know in it. | Жизнь стала похожа на осенний лес,- грибы уже сошли, делать в пустом лесу нечего, и кажется, что насквозь знаешь его. |
| I did not drink vodka, and I had nothing to do with girls; books took the place of these two forms of intoxication for me. | Я не пил водки, не путался с девицами,- эти два вида опьянения души мне заменяли книги. |
| But the more I read, the harder it was for me to go on living the empty, unnecessary life that most people lived. | Но чем больше я читал, тем более трудно было жить так пусто и ненужно, как, мне казалось, живут люди. |
| I had only just turned fifteen years of age, but sometimes I felt like an elderly man. I was, as it were, inwardly swollen and heavy with all I had lived through and read, or restlessly pondered. | Мне только что минуло пятнадцать лет, но иногда я чувствовал себя пожилым человеком; я как-то внутренно разбух и отяжелел от всего, что пережил, прочитал, о чем беспокойно думалось. |
| Looking into myself, I discovered that my receptacle for impressions was like a dark lumber-room closely packed with all kinds of things, of which I had neither the strength nor the wit to rid myself. | Заглянув внутрь себя, я находил свое вместилище впечатлений подобным темному чулану, который тесно и кое-как набит разными вещами. Разобраться в них не было ни сил, ни уменья. |
| And although they were so numerous, all these cumbersome articles were not solidly packed, but floated about, and made me waver as water makes a piece of crockery waver which does not stand firm. | И все тяжести, несмотря на их обилие, лежали непрочно, качались и пошатывали меня, как вода не крепко стоящий сосуд. |
| I had a fastidious dislike of unhappiness, illness, and grievances. When I saw cruelty, blood, fights even verbal baiting of a person, it aroused a physical repulsion in me which was swiftly transformed into a cold fury. This made me fight myself, like a wild beast, after which I would be painfully ashamed of myself. | Я брезгливо не любил несчастий, болезней, жалоб; когда я видел жестокое,- кровь, побои, даже словесное издевательство над человеком,-это вызывало у меня органическое отвращение; оно быстро перерождалось в какое-то холодное бешенство, и я сам дрался, как зверь, после чего мне становилось стыдно до боли. |
| Sometimes I was so passionately desirous of beating a bully that I threw myself blindly into a fight, and even now I remember those attacks of despair, born of m/ impotence, with shame and grief. | Иногда так страстно хотелось избить мучителя-человека и я так слепо бросался в драку, что даже теперь вспоминаю об этих припадках отчаяния, рожденного бессилием, со стыдом и тоскою. |
| Within me dwelt two persons. One was cognizant of only too many abominations and obscenities, somewhat timid for that reason, was crushed by the knov/ledge of everyday horrors, and had begun to view life and people distrustfully, contemptuously, with a feeble pity for every one, including himself. | Во мне жило двое: один, узнав слишком много мерзости и грязи, несколько оробел от этого и, подавленный знанием буднично страшного, начинал относиться к жизни, к людям недоверчиво, подозрительно, с бессильною жалостью ко всем, а также к себе самому. |
| This person dreamed of a quiet, solitary life with books, without people, of monasteries, of a forest-keeper's lodge, a railway signal box, of Persia, and the office of the night watchman somewhere on the outskirts of the town. | Этот человек мечтал о тихой, одинокой жизни с книгами, без людей, о монастыре, лесной сторожке, железнодорожной будке, о Персии и должности ночного сторожа где-нибудь на окраине города. |
