The first warred against the cursed heretic, Nestorius, who taught obscenely that Our Lady was born in original sin and therefore could not have given birth to God; but that she gave birth to a human being with the name and attributes of the Messiah, the Saviour of the world, and therefore she should be called not the God-Bearer, but the Christ-Bearer. Do you understand? | Первый ратоборствовал супро-ти окаянного еретика Нестория, который учил похабно, что-де богородица - человек есть, а посему - не имела бога родить, но родила человека же, именем и делами Христа, сиречь - спасителя миру; стало быть, надо ее называть не богородица, а христородица, - понял? |
That is called heresy! | Это названо - ересь! |
And Kyrill of Jerusalem fought against the Arian heretics." | Ерусалимской же Кирилл боролся против Ария-еретика... |
I was delighted with his knowledge of church history, and he, stroking his beard with his well-cared-for, priest-like hands, boasted: | Меня очень восхищало его знание церковной истории, а он, потрепывая бороду холеной поповской рукой, хвастался: |
"I am a past master in that sort of thing. When I was in Moscow, I was engaged in a verbal debate against the poisonous doctrines of the Nikonites, with both priests and seculars. I, my little one, actually conducted discussions with professors, yes! | - Я на этом деле - генерал; я в Москву к Троице ездил на словесное прение с ядовитыми учеными никонианами, попами и светскими; я, малый, даже с профессорами беседы водил, да! |
To one of the priests I so drove home the verbal scourge that his nose bled infernally, that it did!" | Одного попа до того загонял словесным-то бичом, что у него ажно кровь носом пошла, - вот как! |
His cheeks were flushed; his eyes shone. | Щеки у него покрывались румянцем, глаза расцветал. |
The bleeding of the nose of his opponent was evidently the highest point of his success, in his opinion; the highest ruby in the golden crown of his glory, and he told the story voluptuously. | Кровотечение из носа противника он, видимо, считал высшим пунктом своего успеха, самым ярким рубином в златом венце славы своей и рассказывал об этом сладострастно. |
"A ha - a - andsome, wholesome-looking priest he was! | - Кра-асивый попище, здоровенный! |
He stood on the platform and drip, drip, the blood came from his nose. | Стоит он пред аналоем, а из носу-то кап, кап! |
He did not see his shame. | И не видит сраму своего. |
Ferocious was the priest as a desert lion; his voice was like a bell. | Лют был поп, аки лев пустынный, голосище -колокол! |
But very quietly I got my words in between his ribs, like saws. | А я его тихонько, да всё в душу, да между ребер ей словами-то своими, как шильями!.. |
He was really as hot as a stove, made red-hot by heretical malice - ekh - that was a business!" | Он же прямо, как печь жаркая, накаляется злобой еретической... Эх, бывали дела-а! |
Occasionally other valuers came. These were Pakhomi, a man with a fat belly, in greasy clothes, with one crooked eye who was wrinkled and snarling; Lukian, a little old man, smooth as a mouse, kind and brisk; and with him came a big, gloomy man looking like a coachman, black bearded, with a deathlike face, unpleasant to look upon, but handsome, and with eyes which never seemed to move. | Нередко приходили еще начетчики: Пахомий, человек с большим животом, в засаленной поддевке, кривой на один глаз, обрюзглый и хрюкающий; Лукиян, маленький старичок, гладкий, как мышь, ласковый и бойкий, а с ним большой мрачный человек, похожий на кучера, чернобородый, с мертвым лицом, неприятным, но красивым, с неподвижными глазами. |