| I said something, making some confused objections, but he explained calmly: "People who have more than is necessary are easily amused, but sometimes, when they want to play a trick on some one, it turns out not to be fun at all. It doesn't come off as they expected. | Я что-то говорю, возмущенно ругаюсь, но он спокойно объясняет: - Люди сытые, всем довольны; ну, иной раз хочется пошутить, а не выходит у них шутка, не умеют будто. |
| Merchants are brainy people, of course. | Люди серьезные, торговые, конешно. |
| Commerce demands no little cleverness, and the life of clever persons is very dull, you see, so they like to amuse themselves." | Торговля требует немалого ума; умом жить, поди-ка, скушно, вот и захочется побаловать. |
| Beyond the prow, all in a foam, the river rushed swiftly. The seething, running water was audible, the dark shore gliding slowly along with it. | За кормою, вся в пене, быстро мчится река, слышно кипение бегущей воды, черный берег медленно провожает ее. |
| On the deck lay snoring passengers. Among the benches, among the sleeping bodies, a tall faded woman in a black frock, with uncovered gray head, moved quietly, coming towards us. The stoker, nudging me, said softly: "Look - she is in trouble!" | На палубе храпят пассажиры, между скамей -между сонных тел - тихо двигается, приближаясь к нам, высокая сухая женщина в черном платье, с открытой седой головою, - кочегар, толкнув меня плечом, говорит тихонько: - Гляди - тоскует... |
| And it seemed to me that other people's griefs were amusing to him. | И мне кажется, что чужая тоска забавляет его. |
| He told me many stories, and I listened greedily. I remember his stories perfectly, but I do not remember one of them that was happy. | Рассказывал он много, я слушал его жадно, хорошо помню все его рассказы, но не помню ни одного веселого. |
| He spoke more calmly than books. In books, I was often conscious of the feelings of the writer, - of his rage, his joy, his grief, his mockery; but the stoker never mocked, never judged. Nothing excited either his disgust or his pleasure to any extent. He spoke like an impartial witness at a trial, like a man who was a stranger alike to accuser, accused, and judge. | Он говорил более спокойно, чем книги, - в книгах я часто слышал чувство писателя, его гнев, радость, его печаль, насмешку. Кочегар не смеялся, не осуждал, ничто не обижало его и не радовало заметно; он говорил, как равнодушный свидетель перед судьей, как человек, которому одинаково чужды обвиняемые, обвинители, судьи... |
| This equanimity aroused in me an ever-increasing sense of irritated sorrow, a feeling of angry dislike for Yaakov. | Это равнодушие вызывало у меня всё более злую тоску, будило чувство сердитой неприязни к Якову. |
| Life burned before his eyes like the flame of the stove beneath the boilers. He stood in front of the stove with a wooden mallet in his pock-marked, coffee-colored hands, and softly struck the edge of the regu - lator, diminishing or increasing the heat. | Жизнь горела перед ним, как огонь в топке под котлами, он стоял перед топкой с деревянным молотком в корявой медвежьей лапе и тихонько стучал по крану форсунки, убавляя или прибавляя топлива. |
| "Hasn't all this done you harm?" | - Обижали тебя? |
| "Who would harm me? | - Кто ж меня обидит? |
| I am strong. You see what blows I can give!" | Я ведь сильный, как дам раза!.. |
| "I am not speaking of blows, but has not your soul been injured?" | - Я не про побои, а душу - обижали? |
| "The soul cannot be hurt. The soul does not receive injuries," he said. | - Душу нельзя обидеть, душа обиды не принимает, - говорит он. |
