| A dinner two weeks off, even a family dinner, never seems so appalling, till the two weeks have astoundingly disappeared and one comes dismayed to the ambushed hour. | Даже семейный обед, если он предстоит через две недели, не кажется таким страшным, но эти две недели пролетают с невероятной быстротой, и вдруг с ужасом видишь, что незаметно подкрался роковой час. |
| They had to change the date, because of their own dinner to the McKelveys, but at last they gloomily drove out to the Overbrooks' house in Dorchester. | Пришлось переменить день, потому что у Бэббитов обедали Мак-Келви, но в конце концов они нехотя отправились в Дорчестер к Овербрукам. |
| It was miserable from the beginning. | С самого начала все было ужасно. |
| The Overbrooks had dinner at six-thirty, while the Babbitts never dined before seven. | Овербруки обедали в шесть тридцать, тогда как Бэббиты не садились за стол раньше семи. |
| Babbitt permitted himself to be ten minutes late. | Бэббит позволил себе опоздать на десять минут. |
| "Let's make it as short as possible. | - Давай не засиживаться, - предложил он жене. |
| I think we'll duck out quick. | - Постараемся удрать поскорее. |
| I'll say I have to be at the office extra early to-morrow," he planned. | Скажу, что мне завтра надо очень рано быть в конторе. |
| The Overbrook house was depressing. | Квартира Овербруков производила угнетающее впечатление. |
| It was the second story of a wooden two-family dwelling; a place of baby-carriages, old hats hung in the hall, cabbage-smell, and a Family Bible on the parlor table. | Она помещалась на втором этаже деревянного двухквартирного дома. Везде стояли детские коляски, в коридоре висели старые шляпы, пахло капустой, на столе в гостиной лежала фамильная Библия. |
| Ed Overbrook and his wife were as awkward and threadbare as usual, and the other guests were two dreadful families whose names Babbitt never caught and never desired to catch. | У Эда Овербрука и его жены был все тот же забитый, жалкий вид, и к обеду были приглашены еще какие-то две жуткие семьи, чьи фамилии Бэббит не расслышал, да и не желал слышать. |
| But he was touched, and disconcerted, by the tactless way in which Overbrook praised him: | Но он был растроган и сконфужен похвалами Овербрука: |
| "We're mighty proud to have old George here to-night! | - Мы гордимся, что наш дорогой Джордж сегодня с нами! |
| Of course you've all read about his speeches and oratory in the papers-and the boy's good-looking, too, eh?-but what I always think of is back in college, and what a great old mixer he was, and one of the best swimmers in the class." | Вы все, конечно, читали в газетах о его речах, обо всех его выступлениях, смотрите, какой он красавец! Но я-то всегда вспоминаю университетские годы: какой он был тогда компанейский парень, как замечательно плавал -лучше всех на нашем курсе! |
| Babbitt tried to be jovial; he worked at it; but he could find nothing to interest him in Overbrook's timorousness, the blankness of the other guests, or the drained stupidity of Mrs. Overbrook, with her spectacles, drab skin, and tight-drawn hair. | Бэббит пытался быть душой общества, он из кожи лез, но не мог найти ничего интересного в робком Овербруке, его тупых гостях и болезненно-глупой миссис Овербрук с ее большими очками, увядшей кожей и стянутыми в узел волосами. |
| He told his best Irish story, but it sank like soggy cake. | Он рассказал свой лучший ирландский анекдот, но анекдот провалился, как корка недопеченного пирога. |
