Читать «Бозинг В. Иероним Босх. Около 1450-1516. Между Раем и Адом. 2001» онлайн - страница 19
PDFCreator
Дерево, масло. 92,6 х 30,8 см Национальная галерея искусства. Вашингтон
Человек упорствует в своих заблуждениях даже в смертный час, когда решается, будет ли он обречен на вечные муки Преисподней или обретет вечное блаженство в Раю. Таков сюжет картины «Смерть скупца», где запечатлена узкая и высокая спальня, в открытую дверь которой уже заглядывает Смерть. Ангел-хранитель, поддерживая умирающего, пытается обратить его взор к распятию в оконной нише, однако человек всецело занят помыслами о тех материальных богатствах, с которыми ему сейчас суждено будет расстаться. Одной рукой он машинально тянется к мешку с золотом, который протягивает ему высунувшийся из-под полога бес. Другой бес с едва обозначенными крыльями облокотился на барьер с переброшенной через него красной мантией и прислоненным к нему рыцарским мечом — то и другое должно указывать на власть и высокое положение, которые также теряет человек, уходя в мир иной. Битва ангелов и бесов за душу умирающего представлена и на столешнице (там тоже появляется традиционно изображаемая Смерть со стрелой в руке), и обе композиции служат своеобразными иллюстрациями к популярной в XV веке богословской книге «Ars moriendi» («Искусство умирать»), многократно переиздававшейся в Нидерландах и Германии. В этом маленьком «руководстве» описываются искушения, которыми одолевает умирающего легион бесов, собирающийся у смертного одра, и то, как его ангел-хранитель всякий раз дарует ему утешение и силы противостоять им. В книге победу одерживает ангел — торжествуя, он-то и возносит душу на Небеса, тогда как дьявольская рать в бессильной злобе завывает внизу. На картине Босха исход этой битвы еще далеко не предрешен. В изножье кровати стоит кованый сундук, а в нем — кубышка, которую держит дьявол, и старец — вероятно, сам умирающий скупец — кладет туда золотую монету. О висящих у него на поясе четках он даже не вспоминает.
Смерть не меньше, чем глупость, занимала помыслы человека на исходе Средневековья. Модные придворные поэты состязались в красноречии, живо-
п ж
же было темой бесчисленных нравоучительных трактатов, и этот же болезненный интерес проявляется в изображении скелетов, хватающих свои жертвы в сценах «Пляски смерти» или изваянных на могильных памятниках, и кажется, что они твердят живым излюбленную фразу той эпохи:
