| To see the prisoners of the Conciergerie in the yard, or the madmen in the garden of an asylum, is much the same thing. | Что заключенные во дворе Консьержери, что сумасшедшие в саду дома умалишенных - картина одна и та же. |
| Prisoners and lunatics walk to and fro, avoiding each other, looking up with more or less strange or vicious glances, according to the mood of the moment, but never cheerful, never grave; they know each other, or they dread each other. | Те и другие гуляют, дичась один другого, обмениваясь взглядами, по меньшей мере странными, если не ужасными, в зависимости от направления их мыслей, но никогда их взгляд не бывает веселым или серьезным, ибо они или знают друг друга, или боятся. |
| The anticipation of their sentence, remorse, and apprehension give all these men exercising, the anxious, furtive look of the insane. | Ожидание обвинительного приговора, угрызения совести, тоска придают гуляющим во дворе беспокойный и растерянный вид, свойственный умалишенным. |
| Only the most consummate criminals have the audacity that apes the quietude of respectability, the sincerity of a clear conscience. | Лишь закоренелые преступники исполнены уверенности, столь напоминающей спокойствие честной жизни, прямодушие чистой совести. |
| As men of the better class are few, and shame keeps the few whose crimes have brought them within doors, the frequenters of the prison-yard are for the most part dressed as workmen. | Человек средних классов тут редкая случайность, стыд удерживает в камерах тех, кого привело сюда преступление, поэтому завсегдатаи двора в большинстве своем одеты, как чернорабочие. |
| Blouses, long and short, and velveteen jackets preponderate. | Преобладает блуза, рубашка, бархатная куртка. |
| These coarse or dirty garments, harmonizing with the coarse and sinister faces and brutal manner -somewhat subdued, indeed, by the gloomy reflections that weigh on men in prison - everything, to the silence that reigns, contributes to strike terror or disgust into the rare visitor who, by high influence, has obtained the privilege, seldom granted, of going over the Conciergerie. | Грубая и грязная одежда находится в согласии с пошлыми либо зловещими физиономиями, с дикими повадками, которые, впрочем, слегка укрощены печальными мыслями, что гнетут заключенных; словом, все, вплоть до тишины этих мест, внушает ужас или отвращение случайному посетителю, которому высокие покровители предоставили редкое преимущество: возможность изучать Консьержери. |
| Just as the sight of an anatomical museum, where foul diseases are represented by wax models, makes the youth who may be taken there more chaste and apt for nobler and purer love, so the sight of the Conciergerie and of the prison-yard, filled with men marked for the hulks or the scaffold or some disgraceful punishment, inspires many, who might not fear that Divine Justice whose voice speaks so loudly to the conscience, with a fear of human justice; and they come out honest men for a long time after. | Как вид анатомического кабинета, где позорные болезни, изображенные в воске, способствуют сохранению целомудрия посетившего его юноши и внушают ему желание святой и благородной любви, точно так же посещение Консьержери и картина тюремного двора, где толчется этот люд, обреченный на каторгу, эшафот или какое-нибудь позорное наказание, вызывает страх перед человеческим правосудием у тех, кто не убоялся суда всевышнего, чей голос столь явно звучит в глубине нашей совести; и они выходят оттуда честными людьми на долгое время. |
| As the men who were exercising in the prison-yard, when Trompe-la-Mort appeared there, were to be the actors in a scene of crowning importance in the life of Jacques Collin, it will be well to depict a few of the principal personages of this sinister crowd. | Заключенные, бывшие во дворе в то время, когда спустился туда Жак Коллен, должны стать действующими лицами решающей сцены в жизни Обмани-Смерть, поэтому нелишне будет обрисовать некоторые главные фигуры этого страшного сборища. |
