| She talked little to him and did not often interfere with him, but he was always morbidly conscious of her intent, searching eyes fixed upon him. | Она мало с ним говорила, редко в чем его очень стесняла, но пристально следящий за ним ее взгляд он всегда как-то болезненно ощущал на себе. |
| Yet the mother confided his whole instruction and moral education to Stepan Trofimovitch. | Впрочем, во всем деле обучения и нравственного развития мать вполне доверяла Степану Трофимовичу. |
| At that time her faith in him was unshaken. | Тогда еще она вполне в него веровала. |
| One can't help believing that the tutor had rather a bad influence on his pupil's nerves. | Надо думать, что педагог несколько расстроил нервы своего воспитанника. |
| When at sixteen he was taken to a lyceum he was fragile-looking and pale, strangely quiet and dreamy. (Later on he was distinguished by great physical strength.) One must assume too that the friends went on weeping at night, throwing themselves in each other's arms, though their tears were not always due to domestic difficulties. | Когда его, по шестнадцатому году, повезли в лицей, то он был тщедушен и бледен, странно тих и задумчив. (Впоследствии он отличался чрезвычайною физическою силой.) Надо полагать тоже, что друзья плакали, бросаясь ночью взаимно в объятия, не всё об одних каких-нибудь домашних анекдотцах. |
| Stepan Trofimovitch succeeded in reaching the deepest chords in his pupil's heart, and had aroused in him a vague sensation of that eternal, sacred yearning which some elect souls can never give up for cheap gratification when once they have tasted and known it. (There are some connoisseurs who prize this yearning more than the most complete satisfaction of it, if such were possible.) But in any case it was just as well that the pupil and the preceptor were, though none too soon, parted. | Степан Трофимович сумел дотронуться в сердце своего друга до глубочайших струн и вызвать в нем первое, еще неопределенное ощущение той вековечной, священной тоски, которую иная избранная душа, раз вкусив и познав, уже не променяет потом никогда на дешевое удовлетворение. (Есть и такие любители, которые тоской этой дорожат более самого радикального удовлетворения, если б даже таковое и было возможно.) Но во всяком случае хорошо было, что птенца и наставника, хоть и поздно, а развели в разные стороны. |
| For the first two years the lad used to come home from the lyceum for the holidays. | Из лицея молодой человек в первые два года приезжал на вакацию. |
| While Varvara Petrovna and Stepan Trofimovitch were staying in Petersburg he was sometimes present at the literary evenings at his mother's, he listened and looked on. | Во время поездки в Петербург Варвары Петровны и Степана Трофимовича он присутствовал иногда на литературных вечерах, бывавших у мамаши, слушал и наблюдал. |
| He spoke little, and was quiet and shy as before. | Говорил мало и всё по-прежнему был тих и застенчив. |
| His manner to Stepan Trofimovitch was as affectionately attentive as ever, but there was a shade of reserve in it. He unmistakably avoided distressing, lofty subjects or reminiscences of the past. | К Степану Трофимовичу относился с прежним нежным вниманием, но уже как-то сдержаннее: о высоких предметах и о воспоминаниях прошлого видимо удалялся с ним заговаривать. |
| By his mother's wish he entered the army on completing the school course, and soon received a commission in one of the most brilliant regiments of the Horse Guards. | Кончив курс, он, по желанию мамаши, поступил в военную службу и вскоре был зачислен в один из самых видных гвардейских кавалерийских полков. |
| He did not come to show himself to his mother in his uniform, and his letters from Petersburg began to be infrequent. | Показаться мамаше в мундире он не приехал и редко стал писать из Петербурга. |
