Читать «Безмужняя» онлайн - страница 149

— Довид, я не виновата, я не толкала ее на это, Довид, — кричит она и зажимает себе рот обеими руками, точно испугавшись, что крик убьет ее остолбеневшего мужа. Реб Довид даже не видит, что жена валится без дыхания на кровать, не слышит, как Иоселе плачет: «Мама, мама», не замечает, что соседка бросается приводить в чувства раввиншу. Он стоит, окаменев, с устремленным на реб Лейви Гурвица огненным взглядом, и губы его шевелятся. Но голоса не слышно, точно веревка, которая удавила агуну, обвилась и вокруг его шеи. Он устремляет правую руку с протянутым указательным пальцем в сторону реб Лейви и со сверхчеловеческим усилием, наконец, издает хрип:

— Убийца!

Ошарашенный лавочник недоуменно глядит, как раввин в штраймле выбирается из комнаты, держась за косяк, чтобы не упасть. Из коридора врывается в комнату волна морозного воздуха.

— Убийца вы, а не я! — кричит за порогом реб Лейви и захлопывает дверь, словно боясь, что рука реб Довида достанет его на лестнице, на улице и проткнет спину, точно копье.

Город бурлит

Все началось в Зареченской синагоге.

Староста Цалье, как и все окрестные жители, слышал последние новости о Цирюльнике, об агуне и о том, что умер ребенок раввина. «Ну и что с того? Все трое стоят друг друга», — пожал он плечами и со связкой ключей в руке пошел в синагогу к предвечерней молитве. Но в этот раз ему не пришлось долго ждать, пока соберется миньян. Прихожане ворвались гурьбой, к старосте потянулось множество рук, у него вырвали ключи и так толкнули, что он полетел к дверям и там упал и остался лежать, как скатившийся с горы камень. Потом обыватели толковали, что этот Цалье, которому уже за восемьдесят, с синим, цвета селезенки, лицом и с длинными кривыми ногами, имеет, пожалуй, десять жизней, коли сумел подняться после такого пинка. Цалье онемел от смертельного испуга. Прихожане окружили его и кричали, захлебываясь гневом:

— Могильщик жен! Восьмидесятилетняя падаль! Из-за тебя повесилась агуна, из-за тебя умер ребенок раввина! Чтоб тебе сдохнуть! Пусть пятая жена похоронит тебя по частям!

И множество рук снова впилось крючковатыми пальцами в его худое жесткое тело, подняло его вверх, как подымают на вилы подгнивший стог соломы, и вышвырнуло его вон из синагоги.

— Одно дело сделано, — потирая руки, сказал прихожанин. — Когда агуну повезут на кладбище, Цалье не выйдет на крыльцо спрашивать, сколько лет было покойнице.

Кипевшим от возмущения людям было досадно, что староста не пытался сопротивляться — можно было бы поддать ему покрепче. Они искали жертву, чтобы сорвать на ней накопившуюся злобу, и принялись обвинять друг друга.

— Только я, я один был против этой гадины, когда он нашего раввина не засчитал в миньян. А вы все как воды в рот набрали.

— Вовсе нет. Не только вы, мы тоже! А вы-то верили ему, этому мерзавцу, будто у нашего раввина, такого праведника, было что-то с агуной. Я, я один не верил.

— Пока до денег не дошло. Когда раввин стал одалживать деньги, вы все отвернулись. А когда ребе уже просто стал просить милостыню, вы оглохли на оба уха.