Читать «Безмужняя» онлайн - страница 147

Хаим Граде

— Я не преследовал вашего мужа. — Реб Лейви приближается к постели раввинши и говорит с ней сердечно, с отеческой заботливостью. — У меня есть свидетели, и Создатель мне свидетель, что я велел старшему шамесу городской синагоги молчать. Но он не молчал, и моэл Лапидус не молчал, и город не молчал. У меня не было иного выхода, кроме как вызвать вашего мужа на заседание ваада. Мы его умоляли, мы убеждали, что его враги и сброд, толпа, пойдут намного дальше нас, раввинов. Но муж ваш не захотел внять ни нашим доказательствам, ни нашим мольбам. И нам пришлось прекратить выплату ему жалованья.

— Если муж мой — безумный упрямец, то почему должны страдать мои дети? Но вы еще хуже, вы злодей, вы и жену с дочерью замучили, а потом отправили в сумасшедший дом.

— Пусть так, пусть я виноват в болезни жены и дочери, но в ваших несчастьях я не виноват. — Реб Лейви еще ближе подходит к постели раввинши, и голос его становится еще мягче. — Для меня уже нет никакой надежды. Я старик и уже не женюсь снова, как не женился двадцать лет назад, когда остался без жены. И уж тем более я не успею вырастить другую двадцатилетнюю дочь. Вы же еще оба молоды, и Всевышний вам поможет. Жизнь у вас еще впереди, а не позади. Ваш сын приближается к бар мицве, вы пошлете его учиться в ешиву. Неужели же вы хотите, чтобы он стыдился того, что его отец, полоцкий даян, разрешил мужней жене выйти замуж? Если ваш муж признает, что совершил ошибку, мы выплатим ему жалованье до гроша за все недели и будем заступаться за него перед каждым, кто скажет о нем хоть одно дурное слово. Но если муж ваш и дальше будет упорствовать, то знайте, что гонения не прекратятся! Не мы, раввины, будем преследовать вашего мужа, но толпа, сброд, а мы ничем не сможем помочь. Если мы даже захотим заступиться, то станут говорить, что все раввины точно такие же, как полоцкий даян, что они потешаются над Учением и разрешают мужней жене выйти замуж. Сжальтесь же над своим сыном, над собой, над мужем, который сам себя не жалеет.

— Что же мне делать, ведь он меня не слушает! — плачет раввинша. Хотя она подавлена и озлоблена, ее боль за семью сильнее, чем обида на реб Лейви, который выказывает ей искреннее сочувствие, хоть она и накинулась на него с бранью.

— Раввин по делам халицы и агун издевается. Он не имеет права говорить о жалости, потому что он не знает, что такое жалость, — сухо и отрывисто смеется реб Довид, словно эти слова вырвались у него.

— Я милосердней вас, — поворачивает к нему пылающее лицо реб Лейви, — но не могу и не хочу быть милосерднее Учения.

— Вы верите в Учение, но не верите во Всевышнего, — с холодной усмешкой роняет реб Довид.

— Я верю во Всевышнего и верю в Учение, но вы, полоцкий даян, в Учение не верите. Вы ведете спор не со мною, а со всеми ранними и поздними авторитетами, с Рамбамом, с Рашба, с Ритба, с Бейс-Йосефом и со всеми толкователями. Мы и на заседании раввинов указали, что вы опираетесь лишь на рабби Элиэзера Вердунского, а он одиночка, и Закон толкуют не так, как он его толкует. На том свете вы будете иметь дело со всеми законоучителями, и они не впустят вас в рай.