Читать «Безмужняя» онлайн - страница 150

Все ссорились и горячились, пока не заметили младшего шамеса Зареченской синагоги.

— Он виноват!

Калман все это время жил, погрузившись в свое горе, прячась в заросшей паутиной задней комнате, среди пыльных книг. Только теперь, когда прихожане напали на старосту, он из их криков узнал о случившемся, да так и застыл с выпученными глазами, с раскрытым ртом, онемевший, бледный, покрытый потом. Все разом накинулись на него:

— Вы еще хуже Цалье, в тысячу раз хуже. Ради вас наш раввин поставил жизнь на карту, только бы вы смогли жениться. А вы бросили свою жену и сделались младшим шамесом у этого Амана-злодея, который выгнал нашего раввина из синагоги.

— Утопить вас в плевках, вот чего вы достойны! — плюнул один, и остальные стали плевать, крича, что только побитая собака может так лизать руку бьющего, как младший шамес пресмыкался перед старостой, пинавшим его ногами.

Бима, арон-кодеш, светильники — все закачалось перед глазами Калмана. Он выбежал во двор и застыл, уверенный в том, что раскачавшаяся синагога вот-вот рухнет, — и не мог сдвинуться с места.

На малярской бирже собрались и толковали меж собой маляры и торговцы с дровяного рынка, что напротив Завальной улицы. Приятели Мойшки-Цирюльника, которые клялись ему в верности до гроба, в душе не любили его за то, что он помыкал ими, за его постоянное хвастовство и наглое высокомерие. Но когда Мойшка был в силе, перед ним гнулись и подхалимничали. Теперь же он сразу пал в их глазах, все от него отрекались, отрицали даже, что Мориц угощал их водкой. Все с удовольствием пересказывали друг другу, как сбежались соседи на его дикие крики — словно свинью режут! — как нашли его лежащим в луже крови и как отвезли его в еврейскую больницу зашивать рассеченную голову.

— Ему еще повезло! — смеялся громче всех маляр Айзикл Бараш. — Если бы его не забрали в больницу, его бы растерзали, как разорвали на куски платок, на котором повесилась агуна, ведь веревка повешенного приносит счастье. В больнице его охраняют врачи в белых халатах. Никто лучше меня не знает, что он натворил.

— Что он еще натворил? — окружают Айзикла торговцы, парни в больших, подшитых мехом валенках и в шапках с кожаными твердыми козырьками.

Долговязый Айзикл Бараш в коротком пиджачке и узких штанах, рассказы которого о военных подвигах никто и слушать больше не хочет, теперь может поговорить о том, как Мориц пристал к нему — с ножом к горлу! — чтобы он, Айзикл, уговорил Калмана бросить жену, и как Калман потом приходил к нему проситься в квартиранты, а он не мог принять его из-за своей жены, этой ведьмы.

— Конское дерьмо! Ты еще хвастаешься, что был Морицу закадычным другом! — бьет его в челюсть железный кулак, и в ушах Айзикла раздается звон колоколов всех Виленских церквей.

— Смажь ему пятерней по роже, перепачкай его красной краской. Он и Мориц виноваты, что агуна повесилась.

— Чем я виноват? — хватается Айзикл за вспухающую челюсть. — Один я, что ли, пил с Морицем? Все маляры с ним пили. Они затащили Калмана в шинок и смеялись над тем, что он живет с агуной.