Читать «Аниара» онлайн - страница 35

Харри Мартинсон

84

Однажды астроном нам показал галактику, куда-то улетавшую. Молились люди, на колени став: — О боже мой, пошли сюда заблудшую! — Они обожествляют галактавы. Я, слыша их молитвы, вспоминал: сестрица Нобия однажды рассказала, как на высокогорье Дораима улавливали телезеркала галактику, соседку Андромеды, и увеличивали блеск ее стократ, и ясной ночью восемь городов дивились этой рыбе золотой. 

85

Галактика есть колесо светящегося дыма. Дым — это звезды. Это — звездный дым. Понятно? А как еще сказать? Где взять слова? Слова, чтоб обозначить поименно все содержимое такого колеса? Богаче всех известных языков ксиномбрский: целых три мильона слов. В галактике, которую ты видишь, почти что сотня миллиардов звезд. А может человечий мозг вместить три миллиона слов? Не может. Понятно, да? И все же непонятно.

86

Гондская песня

Является бог среди роз, о царствии роз возвещая. Богиня средь лилий грядет. Спят люди, богам не мешая. Забавные феи снуют. Готовятся краски из гнили. Ждет красок фиалковый бог. Фиалки на царство вступили. Вот канем мы в рощу богов и станем землицею черной, и боги пучками цветов распишут тот грунт животворный. Чем меньше на свете людей, тем пуще блаженствуют боги. Мы таем, как снег от дождей, — пролетье у них на пороге. 

87

Шло время. Перемены проявлялись в потертости обивок и ковров. Душа убога, бесприютен дух, бессильем оба скованы, сидят в космокомфорте скучном и убогом, который был когда-то нашим богом. Нам надоело обожать удобства, достигли мы вершин комфортофобства. Пронзают время дрожью боль и муки — мы ими утешаемся от скуки. Чуть слово или танец станут модны — их тут же сбросит новый фаворит в поток бесплодных дней, гнилой, безводный; в поток, что к Смерти свой улов влачит. Ленивые мозги — себе обуза. И духи книжных полок в небреженье стоят спиной к мозгам, груженным ленью, — им и без клади мысли хватит груза. Чудные знаки подает нам космос — но, дальше своего не видя носа, мы эти знаки тотчас забываем. Так, например, приблизились мы к солнцу — бесславно потухавшему соседу того, что озаряло долы Дорис. Тут Изагель, войдя ко мне, спросила:  — Так как же, милый? Будем или нет?.. Я отвечал, что время наступило, а вот с пространством многое неясно. Разумней будет, если мотылек повременит лететь на огонек, который предлагает нам услуги. Ее глаза, как фосфор, засветились, и гнев, священный гнев, зажегся в них. Но согласилась Изагель со мной, и далее голдондер охраняла вне нашей группы, вялой и усталой.