Наш главный инженер,гонд с севера страны,специалист по йессер-телескопам,ушел из жизнипятнадцатого ноября, во вторник.Учитывая все его заслугив создании голдондеров, согласноего последней воле, решенопрах поместить в спасательную урнуи к Ригелюту урну запустить.Народ набился в комнату прощаний.Спасательная капсулаждала на катафалке.Мы, по обряду спев«Скорбь жестокая, цель далекая»,обратно поплелись,а дверь закрылась.Гром агрегатов. Урналетит туда,где световые годыпогребены.
79
Нас родила Земля. Она — сокровище среди планет. Для Жизни только там нашлись и молоко, и мед.Какие были там холмы, леса, рассветы, воды. Как гордо шили саван мы для собственного рода. И Бог, и Дьявол, сообща, природы мертвой трепеща, бегут с планеты меда. О человек, царь пепла.
80
Звезде любви помогает какая-тo дивная сила: зрачок, вздымающий вихри,сердцевина светила.Глянет звезда на землю — земля оживет, согрета. Луга цветут, семенятся, счастливы счастьем лета.Цветы из земли выходят на стеблях — живых флагштоках, бабочки в желтых шалях пляшут в чертополохах. Шмели разгуделись, травы чертят тенями тропку, трещат парусишки мака — ветер им задал трепку.Летуче тепло — случайно шальное выпадет счастье. Светла над лугами лета, далека от злобы и страсти, звезда любви сотворила ивановой ночи благость. Кто еще так старался дать нам покой и радость?
81
Зимой девятнадцатой было:Сгущаются сумерки духа.Сижу я, вникая унылов свой гупта-расчет излученья,которое послано Лиройи, значит, имеет значенье.Двадцатой весной мы сидели, исследуя лирное пламя.Сияло оно Изагелии бета-, и гамма-лучами.Души иронический ветер, и страх, и озноб, и дыханье тонули в слезах Изагели, в ее безысходном рыданье. И вот романтической грусти, слезливой комичной ломаке, нашлось настоящее место в теперешнем истинном мраке.Орлицу я обнял покрепче,рыданьем ее согревался.Живой теплоты ее радия с нашей ладьей не расстался.Лодчонка в оплавленных дырахтянулась к блистанию Лиры.Блистательные метеорыв знак встречи дарили ей дыры. — Не пой, — Изагель попросила. Не стал потакать я невесте. Всегда придавала мне силы о кремнии песнь и асбесте.О стали негнущейся строго я спел, заглушив ее вздохи,о том, как разрушили бога,о том, как распались эпохи.Тогда Изагель замолчала, как будто рыданья позорны. Мы мчимся два десятилетья, кляня этот бег иллюзорный.
