| So that in the next four weeks (Jefferson was a village then: the Holston House, the courthouse, six stores, a blacksmith and livery stable, a saloon frequented by drovers and peddlers, three churches and perhaps thirty residences) the stranger's name went back and forth among the places of business and of idleness and among the residences in steady strophe and antistrophe: Sutpen. | И вот последующие четыре недели (Джефферсон был тогда маленьким поселком: Холстон-Хаус, здание суда, шесть лавок, кузница и извозчичий двор, салун, излюбленный гуртовщиками и бродячими торговцами, три церкви и что-то около тридцати жилых домов) имя незнакомца переходило из уст в уста в домах и трактирах, где собирались деловые люди и бездельники, без устали повторяемое на разные лады, как строфа и антистрофа: Сатпен. |
| Sutpen. | Сатпен. |
| Sutpen. | Сатпен. |
| Sutpen. | Сатпен. |
| That was all that the town was to know about him for almost a month. | Больше город о нем почти целый месяц ничего не узнает. |
| He had apparently come into town from the South-a man of about twenty-five as the town learned later, because at the time his age could not have been guessed his age could not have been guessed because he looked like a man who had been sick." | Он, несомненно, приехал в город с юга - мужчина лет двадцати пяти, как городу стало известно позднее: вначале возраст его угадать было трудно, ибо он выглядел как человек, перенесший тяжелую болезнь. |
| Not like a man who had been peacefully ill in bed and had recovered to move with a sort of diffident and tentative amazement in a world which he had believed himself on the point of surrendering, but like a man who had been through some solitary furnace experience which was more than just fever, like an explorer ay, who not only had to face the normal hardship of the pursuit which he chose but was overtaken by the added and unforeseen handicap of the fever also and fought through it at enormous cost not so much physical as 'mental, alone and unaided and not through blind instinctive will to endure and survive but to gain and keep to enjoy it the material prize for which he accepted the original gambit. | Не как человек, который мирно лежал больной в постели и, выздоровев, с робким недоверчивым изумлением вышел в мир, который, как ему казалось, он едва не утратил, а как человек, который в полном одиночестве прошел через какое-то тяжкое испытание, нечто гораздо большее, чем простая лихорадка, скажем, как исследователь, которому пришлось не только вынести обычные тяготы, связанные с достижением цели, им же самим поставленной, но который еще столкнулся с дополнительным и непредвиденным препятствием в виде лихорадки и победил ее ценою непомерно высокого напряжения сил - не столько физических, сколько духовных, один, без чьей-либо помощи, и не посредством слепого инстинктивного стремления выдержать и выжить, а потому, что хотел захватить, удержать ту вещественную награду, ради которой вначале пошел на жертвы, и ею насладиться. |
| A man with a big frame but gaunt now almost to emaciation, with a short reddish beard which resembled a disguise and above which his pale eyes had a quality at once visionary and alert, ruthless and reposed in a face whose flesh had the appearance of pottery, of having been colored by that oven's fever either of soul or environment, deeper than sun alone beneath a dead impervious surface as of glazed clay. | Крупный мужчина, но теперь до последней степени исхудавший, с короткой рыжеватой бородкой - она почему-то казалась фальшивой, -поверх которой его светлые глаза смотрели сразу и пронзительно и недоверчиво, жестко и безмятежно; лицо словно из глины, обожженной в лихорадочном огне - то ли души, то ли внешней среды - глубже чем на солнце, под мертвым непроницаемым слоем глазури. |
