Читать ««Царь сердец», или карамзинистский панегирик» онлайн - страница 7

Любовь Николаевна Киселёва

У нас Астрея! Восклицаю, Или воскрес Сатурнов век!‥ Ответу Клии я внимаю, «У нас на троне — человек! <…>»

(Карамзин: 268)

Карамзин опять вводит в действие весь арсенал образов и аналогий, наработанный предшествующей одической традицией: обыгрывание Первого как части царского титула («И будешь Первый по делам!») и формулы «отечества отец», упоминание Петра I и Екатерины II в качестве образцов для подражания, педалирование грандиозных размеров России («Монарх России, полусвета!»), величия ее военных побед. Однако главная установка, которую Карамзин пытается внушить молодому царю, продолжает его предшествующие оды: отказ от войн, кроткое правление, направленное на устроение внутренней жизни России. Гарантией благополучия страны опять-таки объявляется сам Александр — «Ты сам себе в добре закон» (Карамзин: 265). Это — «монарх сердец!» (Карамзин: 269), которому «любовь одна прелестна» (Карамзин: 266), который знает «обязанность царей —/ Быть провидением людей!» (Карамзин: 268).

И в этой оде Карамзин не упускает случая использовать панегирик в полемических целях. Проводя идею строгой законности в противоположность тирании (ср.: «Сколь необузданность ужасна, / Столь ты, свобода, нам мила / И с пользою царей согласна» — Карамзин: 266; мысли, подхваченные затем Вяземским в «Петербурге»), поэт предостерегает Александра от излишнего увлечения либерализмом и радикальными идеями: «Свобода мудрая свята, / Но равенство одна мечта» (Карамзин: 266).

Дальнейший путь развития панегирических жанров в русской поэзии начала XIX в. — это путь сложного взаимодействия традиций Державина и Карамзина, чьи имена стали знаменами двух враждующих литературных партий — «архаистов» («шишковистов») и «новаторов» («карамзинистов»). Шишковисты, опираясь на программные заявления, а не на литературную практику карамзинистов, пытались присвоить себе монополию на патриотическую лирику, на высокие жанры и, в частности, на панегирик. Однако честь создания лучшего поэтического панегирика Отечественной войне 1812 года выпала всё же Жуковскому. Основной поэт лагеря карамзинистов, широко пользуясь достижениями Державина в создании «непанегирического панегирика» и одновременно опираясь на практику своего учителя Карамзина, пишет лирический гимн «Певец во стане русских воинов», где царь прославляется в ряду своих подданных-воинов:

О Царь, здесь сонм Твоих сынов,               К Тебе горим любовью; Наш каждый ратник Славянин;               Все долгу здесь послушны.

Текст становится переломным в поэтической судьбе Жуковского и в судьбе русского панегирика. Лирика и лиризм делаются основным средством выражения панегирической эмоции, что позволяет Жуковскому напрямую обращаться к власти в лирических жанрах (см. «Императору Александру», «Певец в Кремле» и др.).

Знаменитое послание Жуковского «Императору Александру» — следующий функциональный аналог оды в его творчестве. Наиболее подробно оно проанализировано А. Л. Зориным в книге «Кормя двуглавого орла», в главе «Священные союзы: Послание „Императору Александру“ В. А. Жуковского и идеология христианского универсализма». Как явствует из названия, исследователя интересует «космополитический мистицизм и сентиментальное визионерство как самого императора, так и самого прославленного певца его царствования». Однако мы не хотели бы, вслед за А. Л. Зориным, сводить послание к «линии официальной апологетической публицистики» Священного Союза (Зорин: 276), хотя мистическая составляющая, которую подчеркивает ученый, в этом тексте очевидна.