Читать «Microsoft Word - ЛЕВ АННИНСКИЙ» онлайн - страница 13

И обливаясь черной кровью,

Она гладит, глядит, глядит в тебя

И с ненавистью, и с любовью.

После этого - только замолкнуть.

Как отвечено все той же Зинаиде Гиппиус в том последнем разговоре - на

реплику: "Тут - или умирать, или уезжать" - после долгого молчания:

- Умереть во всяком положении можно.

За полгода до смерти, уже из "ночной тьмы" - тихий поклон Пушкину. Это

последнее, что написано в стихах.

После смерти, оборачивая на Блока фразу, сказанную им о Пушкине, что тот

погиб не от пули Дантеса, а от "отсутствия воздуха", говорят: Блок задохнулся

от Советской власти.

Из его текстов это не следует. Из его текстов следует гибель - "во всяком

положении": хоть под "многопенным валом" Интернационала, хоть у

"ирландских скал".

Страница 15

Новейшие архивные разыскания показывают, что, когда друзья хотели

отправить больного поэта к ирландским (точнее, к финским) скалам, чтобы

облегчить его участь, - главный скифский вождь не пустил: "он будет писать

стихи против нас". Но постановил: выдать вспомоществование в размере двух

полных пайков.

Пайки не понадобились. Не помогли и лекарства: умирающий от них

отказался. Дуэт со стихией подошел к финалу.

Когда задаешь вопросы Сфинксу, то и Сфинкс может задать вопрос. Ответа

нет - со скалы в пустоту.

Это метафора, конечно. Александр Блок умер 7 августа 1921 года в своей

постели, в своем кабинете, на улице Декабристов, в городе Петрограде, который

еще не стал Ленинградом.

НИКОЛАЙ КЛЮЕВ:

"МЫ ЛЮБИМ ТОЛЬКО ТО,

ЧЕМУ НАЗВАНЬЯ НЕТ"

Странное признание. Вроде бы и не вяжется с обликом. "Олонецкий ведун",

"вседержитель гумна", "Аввакум XX века", "поэт посконный и овинный", "ангел

пестрядинный", радетель "берестяного рая", податель "ломтей черносошных", законодатель "избяного чина", в питерских салонах поющий столичным шаркунам про то, как "в пару берлог разъели уши у медвежат ватаги вшей",- он не знает названия тому, что

любит?

И если городская жизнь ему так мерзка,- зачем ходит, зачем поет изнеженным

бездельникам, зачем стучится в их двери?

Блоку письма пишет четыре года, потом наносит визиты,- почему именно его избирает

своим слушателем, и первую книгу ему посвящает? Что у них общего? Сын вытегорской

плачеи и винного сидельца из деревни Желвачево, отданный на выучку соловецким

старцам, смолоду полгода отсидевший за участие в крестьянских бунтах,- что он надеется

доказать отпрыску университетских интеллектуалов - Блоку, ищущему встреч с туманно-

прекрасной Дамой, а вовсе не с ходоками из избяной Руси?

И ведь доказывает!

"Простите мне мою дерзость, но мне кажется, что если бы у нашего брата было

время для рождения образов, то они не уступали бы вашим. Так много вмещает грудь

строительных начал, так ярко чувствуется великое окрыление!.."

Что действительно чувствуется в клюевском тексте,- так это великое окрыление, вряд

ли уместное в частном письме, отправляемом из Вытегры в Петербург, но

неудивительное, если вспомнить, что это пишет поэт поэту. Как "стихотворение в прозе"

читается эта исповедь - исповедь человека, ненавидящего и одновременно страдающего от