Читать «Из лекций "Понятия монархии и республики"» онлайн - страница 23

один монархический режим. История монархии полна примеров такого

вредительства; и монарх, не умеющий удалять таких людей - рано или поздно

станет сам их жертвою и отдаст свою страну на растерзание. Льстивость есть

порок и извращение монархического правосознания. Лесть есть скрытая, внутренняя язва монархического строя.

Но было бы напрасно думать, что в основе этого порока и этой опасности

лежит всегда грубое своекорыстие. Лесть нередко родится из того

своеобразного монархического бессмыслия и безыдейности, которые господствуют

в душе у монархистов: люди не чуют художественно, не прозревают нравственно, не понимают умственно - в чем состоит то внутреннее делание, которое

характеризует и отличает монархическое правосознание от республиканского; то

внутреннее делание, которое обязательно для каждого монархиста. Ибо

большинство монархистов воображает, что быть монархистом - это значит

считать, что лучше царь, чем республика, и затем исполнять, что царь

прикажет, стараясь ему угодить и опасаясь навлечь на себя его немилость.

Между тем на самом деле одна из первых обязанностей монархиста состоит

нередко в том, чтобы не опасаться той немилости, которую ему, вероятно, придется рано или поздно навлечь на себя. Если подданный призван “угождать”

монарху, то только и исключительно ноуменальному существу его; а это

ноуменальное существо монарха нередко стоит в прямом и остром расхождении с

эмпирически-личным укладом, характером, нравом монарха, с его страстями, прихотями и капризами. Окружение царя нередко этого не понимает, совершенно

не понимает: берут человека, как он есть, и начинают ему угождать. При этом

- угождать нередко для того, чтобы привлечь его, подчинить его, завладеть

им, сделать его своим орудием; или, точно выражаясь - оставить ему видимость

власти, а самую власть похитить у него и присвоить ее себе.

Льстецы нередко подобны ворам, вкрадывающимся в доверие для того, чтобы ограбить, или шулерам, которые обыгрывают фальшивыми картами. Можно

было бы сказать, что в каждом льстеце скрыт более или менее способный и

хищный временщик; и вряд ли найдется временщик, который, пробираясь к

власти, обошелся бы без лести. Это ступени единой лестницы: льстец - фаворит

- временщик; ибо фаворит есть преуспевший в своей вкрадчивости льстец, а

временщик есть преуспевший в своем властолюбии фаворит.

Мы наблюдаем здесь замечательное явление, присущее всем

государственным формам - и монархическим, и республиканским, но тем и другим

по-особому: вокруг верховной власти, как таковой, происходит все время

некоторая давка и толкотня, суетливое вращение; подобно игре в большой мяч, вокруг которого все толпятся, стараясь дать ему толчок посильнее. Иногда

поднимается целая волна честолюбия и властолюбия. (Это далеко не одно и то

же - честолюбец часто не способен к власти и не призван властвовать, а

властолюбец нередко презирает почести.) Когда эта волна поднимается, достигает известной страстности и бурности, то создается иногда что-то вроде

гражданской войны в зародыше, иногда что-то напоминающее ходынку или