Читать «Из лекций "Понятия монархии и республики"» онлайн - страница 17

тираны, но только с исключительно сильной организацией власти и с

коммунистическим направлением политики. Замечательно, что еще в России, особенно после введения НЭПа, мне приходилось наблюдать, как у людей умных, патриотичных и благородных опустевшее, заброшенное и поруганное

монархическое правосознание пыталось прилепиться мечтою к Ленину -

появлялись намеки на его мудрость, пытались свалить с него ответственность

за террор, ждали от него оздоровления страны…; я убежден, что простой

народ не только по приказу ходил кланяться его разлагающемуся праху; сюда же

относится крестьянский говор после указа Сталина от февраля 1930 года -

“батюшка Сталин запретил колхозы” и т. д. Словом, тиран есть всегда

сходнородный антипод монарха; пусть карикатура на монарха, пусть постыдная

обезьяна его - но для монархического правосознания всегда и горе, и

искушение, и разочарование, и соблазн.

И прежде всего проблема: вопрос о пределе повиновения. Замечательно, что вопрос этот разрешался в самом христианстве различно. Я приводил вам

категорический ответ преп. Иосифа Волоцкого. Вы знаете, наверное, что среди

монархомахов, т. е. государе-поражателей - политических мыслителей, считавших цареубийство допустимым и иногда даже обязательным,- имелись

иезуиты и теоретики, и практики. Наряду с этим, позвольте привести суждение

Иоанна Златоуста [Иоанн Златоуст (между 344 и 354-407) - византийский

церковный деятель, с 398 г. епископ Константинополя. В Византии и на Руси

был идеалом проповедника и неустрашимого обличителя]. Описав тип

византийского тирана, его всенародную вредность и общепризнанную

неудобовыносимость, он заключает: “видя царствующим сурового князя, человекоубийцу, жестокого - не молись, чтобы он был изъят из среды живых, но

примирись с Богом, который может укротить его жестокость. Если же не

примиришься с Богом, он может возбудить других, более жестоких князей”.

Отсюда вы видите чрезвычайно сложный характер вопроса и трудность ответа на

него. Я лично не думаю, чтобы ответ здесь мог бы быть единообразен и мог бы

предусмотреть все случаи и затруднения. Однако некоторые принципиальные

указания, как подходить к разрешению этого вопроса в конкретных случаях, я

думаю, все же дать можно и должно.

1. Царь существует для страны, для государства, для нации, а не страна

для царя. Власть монарха не высшая, не самодовлеющая цель; служение и

верность ему тем более не являются самодовлеющею целью. Верность Павсанию, предающему свою родину - есть не что иное, как соучастие в его

предательстве; эту верность можно извинить духовно слепому рабу - так, как

Гус [Имеется в виду Гус Ян (1371-1415) - национальный герой чехов, идеолог

чешской Реформации, осужденный церковным Собором в Констанце и сожженный на

костре] простил старушке ее вязанку, которую она подложила ему в костер; это

эксцесс слепого правосознания, это рабская преданность предателю, лишенная

смысла и губящая родину; монархизм, предпочитающий царя родине, при

неизбежности выбора - не есть политическая добродетель; он столь же нелеп, как тезис ожесточенного демократа - пусть страна моя станет демократией, хотя бы ценою собственной гибели. Также нелепа верность Василию Кефалу.