Читать «Философия человека в творчестве Ф. Достоевского» онлайн - страница 416

Далее в истории Дмитрия появляется совершенно новый мотив, явно связанный с бунтом Ивана. После ареста и допроса он видит сон, в котором бабы с детьми стоят вдоль сгоревших изб и плачут от голода и холода. Особенно пронзительное впечатление на Митю производит один ребеночек («дитё», как говорит ямщик), который плачет и протягивает голенькие ручки, сизые от холода. Митин ямщик пытается объяснить, что они бедные, погорелые, вот и плачут, просят хлебушка, но Дмитрий не понимает его, точнее, не принимает это естественное объяснение: его слова раскрывают метафизический, религиозный смысл его сна. «Нет, нет, — всё будто еще не понимает Митя, — ты скажи: почему это стоят погорелые матери, почему бедны люди, почему бедно дитё, почему голая степь, почему они не обнимаются, не целуются, почему не поют песен радостных, почему они почернели так от черной беды, почему не кормят дитё? / И чувствует он про себя, что хоть он и безумно спрашивает и без толку, но непременно хочется ему именно так спросить и что именно так и надо спросить» (14, 456).

Встав на свой крестный путь после обвинения в убийстве отца, Дмитрий глубоко осознает несовершенство мира, страдания людей и чувствует свою вину за эти страдания. Здесь перед его идеей радости выставляется веская «антитеза», которую он должен осмыслить и принять, чтобы сделать свой жизненный опыт более полным и зрелым. Казалось бы, он принимает ее, с готовностью откликается на те требования, которые это

новое чувство выдвигает перед ним: «...чувствует он еще. что подымается в сердце его какое-то никогда еще не бывалое в нем умиление, что плакать ему хочется, что хочет он всем сделать что-то такое, чтобы не плакало больше дитё, не плакала бы и черная иссохшая мать дити, чтобы не было вовсе слез от сей минуты ни у кого и чтобы сейчас же, сейчас же это сделать, не отлагая и несмотря ни на что, со всем безудержем карамазов-ским» (14, 456-457).

Митя тянется к новому свету, который открылся ему и который ведет его к более полной религиозной истине и вере, не ограниченной его карамазовским «сладострастием», но расширяющей его любовь на всех людей. Принимая эту новую для него веру, он принимает вину всех людей и готов перед каждым покаяться в этой вине. Когда его увозят из Мокрого в тюрьму, Дмитрий обращается ко всем окружающим его людям: «Господа, все мы жестоки, все мы изверги, все плакать заставляем людей, матерей и грудных детей, но из всех — пусть уж так будет решено теперь — из всех я самый подлый гад! Пусть! <...> Никогда, никогда не поднялся бы я сам собой! Но гром грянул. Принимаю муку обвинения и всенародного позора моего, пострадать хочу и страданием очищусь!» (14,458). Это становится постоянным рефреном новой жизни Дмитрия, он рассказывает всем, кто приходит к нему в тюрьму, про плачущее «дитё» и про то, что он должен пострадать за него и за всех людей.