Читать «Голос и ничего больше» онлайн - страница 121

Но в области «политики голоса» мы должны провести ту же операцию, что и в сфере этики: общественное ритуальное применение голоса и его «авторитарное» извращение вовсе не покрывают все поле. Здесь мы также вынуждены высвободить из звучных и пронзительных голосов беззвучный голос чистого акта высказывания, высказывания без сообщения: акта высказывания, которое мы должны обеспечить сообщением, политическим сообщением в ответ на этот голос — не слушая/ повинуясь, не просто выполняя социальные ритуалы, а занимая политическую позицию. Это голос сам по себе подразумевается не только в законе, но и в более широкой социально-символической текстуре, в символической ткани традиций и нравов, это что-то, что мы никогда не сможем просто взять на себя при помощи уступчивости и подчинения, но что требует действия, политической

субъективации, способной принять различные формы. Символическая эффективность зависит от избытка голоса, который она неслышно прячет в своих недрах, — если я начал эту главу, упоминая Альтюссера, я могу подвести итог, коротко сославшись на его механизм интерпелляции, которая представляет лишь еще одно название этого голоса, призыв, поддерживающий общественные предписания и символические мандаты. Альтюссер очень четко видел, что присвоение символического предполагает ответ на зов, и дал ему превосходное название. Существует, однако, разделение, шаткая и непрочная линия в интерпреллирующем голосе: с одной стороны, мы находим здесь процесс становления субъекта, признавая себя в качестве того, к кому обращен призыв, что могло бы стать версией Голоса его хозяина, дающего положительные указания; с другой стороны, здесь есть голос, который интерпеллирует без какого-либо положительного содержания — нечто, от чего бы мы предпочли уйти, подчиняясь звучному голосу заявлений и приказаний, но все же: этот чистый избыток голоса неотразим, хотя он и не говорит нам, что делать и не предлагает точек опоры для признания и идентификации. Чтобы стать субъектом, недостаточно одного признания и подчинения, к тому же, помимо всего прочего, мы должны ответить на «простой голос», который всего лишь открытие, чистый акт высказывания, требующий ответа, действия, разрушения внушительных голосов господства. Если в первом случае мы превращаемся в субъект, именно взяв на себя форму автономно-

го я, отрицая его гетерономное происхождение, так что идеологическое господство идет рука об руку с автономной субъективностью, как убедительно показал Альтюссер; то во втором случае мы становимся субъектом, лишь будучи верными «чужому ядру» голоса, которое не может быть присвоено я, следуя как раз гетерономному разрыву, в котором мы не можем себя узнать. Идеологическая интерпелляция никогда не сможет свести к молчанию этот другой голос, и расстояние между двумя голосами открывает политическое пространство²³.