Читать «Еврейские скрижали и русские вериги (Русский голос в творчестве ивритской поэтессы Рахели)» онлайн
Зоя Копельман
В израильском культурном сознании прочно закрепилось представление о том, что поэтесса Рахель по приезде в Палестину в 1909 году совершенно отреклась от русского языка. Тому есть немало свидетельств в различных публикациях. Типичный пример - эпизод с хирургом Яковом Должанским, который в 1913 году посетил Палестину и:
в июле оказался в Тверии. Неожиданно рядом с ним остановилась телега, с нее слезло несколько парней: "Это вы - хирург из России? Надо спасать человека, наш товарищ упал и сломал себе что-то. Мы просто не знаем, к кому обратиться". И отец поехал с ними. Раненый лежал в комнате, рядом с ним стояла девушка дивной красоты. <...> Врач обратился к больному, тот не ответил. Он обратился к девушке, девушка сказала, что говорит только на иврите. За неимением другого выхода, врач приоткрыл дверь и попросил, чтобы помог кто-нибудь из говорящих по-русски. Товарищи ответили: "Да ведь там, в комнате, Рахель!" "Но она не понимает русского", - возразил врач. "Ты с ума сошла, - накинулись на нее друзья. - Мы с таким трудом нашли хирурга, а ты притворяешься, что не понимаешь русского!" Тут Рахель "согласилась понимать русский язык". <...>
Вернувшись домой в Россию, доктор Должанский с восхищением рассказал эту историю своей семье и заключил: "Что за молодежь! Даже в столь трудный час, когда рядом тяжело раненный товарищ, она все-таки не желает говорить ни на каком языке, кроме иврита! Что за молодежь!"[1]
В свете этого и подобных биографических эпизодов, отмеченных языковым максимализмом "еврейского национального возрождения", особенно любопытно узнать о русскоязычной Рахели.
В РОДИТЕЛЬСКОМ ДОМЕ: КРУГ ЧТЕНИЯ
Рахель родилась в 1890 году в Саратове[2]в традиционной еврейской семье. Под именем Раи Блювштейн (вариант: Блувштейн) окончила в Полтаве еврейскую школу с преподаванием на русском языке, а ее старшая сестра Лиза училась в русской гимназии в одном классе с дочерью В.Г. Короленко. О духовной атмосфере дома, где росла Рахель, о ее ранней полтавской юности можно судить из воспоминаний другой ее сестры, Шошаны Блювштейн, начало которых сохранилось в многочисленных черновых редакциях, однако текст не был завершен и издан[3]. Из разрозненных листков удалось составить следующий фрагмент (
Десятки лет назад в небольшом красивом украинском городе мы были молоды. (О, был бы у меня волшебный фонарь - вот бы глянуть хоть мельком!)
В те дни еще не стояли на каждом углу знаменитые "тумбы", которые манящими буквами провозглашали изобилие культурных развлечений, ожидающих каждого (за плату, разумеется). Редки были в том городе приезды театра или концерты и становились - событием. И немое кино тоже делало там тогда первые шаги[4].
Чем же жила наша душа? Книгами. Полными пригоршнями черпали мы из щедрой русской литературы. Каждая книга была Божьим даром. Образы писателей и их героев вошли в круг наших друзей. Они сопровождали нас повседневно. Пушкин, Лермонтов, Надсон. Героини Тургенева: скромница Лиза, Елена... И над всеми - великан русской литературы - Толстой. Мы не только романы его читали, но и статьи, они манили нас, будили наши юные мысли... Беллетристика, публицистика, но превыше всего - поэзия. Мы пропадали на дворе ее Царства. Она всегда была у нас на устах: читаем по книге, заучиваем наизусть...
