Читать «Еврейские скрижали и русские вериги (Русский голос в творчестве ивритской поэтессы Рахели)» онлайн - страница 6

Как бы там ни было, но я поглощена археологией. Это мое почти главное занятие теперь. Кроме того, я перевожу на еврейский язык все, что любила на других языках, главным образом стихи французских поэтов[28]. Мусенька, мне так хочется знать, как теперь живется и пишется в России. Как поживают Глеб, Гиля[29], Елиз[авета] Ник[олаевна], Мих[аил] Бор[исович].

Целую Вас нежно

Ваша Р[ая]

Zichron-Moshe, Jerusalem.

На это - или близкое к нему по сроку и несохранившееся - письмо отвечает Мария Шкапская:

М. ШКАПСКАЯ - РАХЕЛИ

Ленинград, 11/Х 26

Боже мой, Раюшенька, в каком виде мы сталкиваемся опять с Вами - Вы, по-видимому, так больны, что даже жить Вам трудно, а я так измучена и искалечена своим горем, что порой сомневаюсь в своих умственных способностях. Вы знаете, что Гилюша застрелился в прошлом году? И вот уже год, как я медленно истекаю кровью от боли и от отвращения к себе, и если бы не то, что у меня остался от него сынишка - точная с него копия, ничто не удержало бы меня в жизни. Работаю, правда, как окаянная - езжу по всей России специальной корреспонденткой от газеты, пишу очерки и статьи, а со стихами все покончила - это всегда как в воду падает - без ответа, без отклика. Ах, дорогая моя, если бы не эти жестокие пространства, как бы надо было видеться, говорить, выплакаться.

Я ничего не знаю о Мих[аиле] Бор[исовиче] и несколько лет уже не видела его, но я сегодня уже отправляю ему письмо с запросом о нем, с Вашим адресом и с просьбой немедленно ответить и Вам и мне.

Елиз[авету] Ник[олаевну] видела этой весной, очень состарилась, но все такой же ясный ум и душевная бодрость, каких не хватает часто нам, больным и старым в тридцать с небольшим, - а она и все ее поколение - словно железные.

Раюшенька, мне очень хотелось бы иметь Вашу книгу и очень хотелось бы хоть изредка весточки от Вас, адрес мой все тот же. Если б, дорогая, можно было вернуть "дни аранжуэца"[30]и исправить свою жизнь, но уже все поздно и непоправимо, и тот единственный, кем была согрета вся жизнь за эти 10 лет, - сам уже стал прахом и истлело милое тело и все это тем страшнее, что не смеешь не знать своей в этом вины.

Крепко целую Вас, родная, пишите о себе или попросите написать - побольше. Никого ближе Вас - ни одной женщины - никогда больше у меня не было, и я так нежно и крепко люблю Вас. Я не знаю, что из моих книжек у Вас есть, посылаю еще на всякий случай одну - Кровь руда[31].

М [<ария].

РАХЕЛЬ - М. ШКАПСКОЙ

№ 6. Письмо

Рахель Блювштейн просила меня написать Вам от ее имени. Она оч. просит Вас написать ей. Ей самой трудно писать, т.к. она чувствует себя все время оч<ень> неважно, да и хандрит.

Она просит Вас еще сообщить ей все, что Вы знаете о Михаиле Борисовиче.

Сама я о ней хочу передать, что она оч. слаба, состояние здоровья крайне неустойчивое. Живет она в Тель-Авиве[32]. Последнее время пишет очень мало. По настоянию своих друзей (самой ей этого очень не хочется) она, кажется, скоро выпустит небольшую книжку стихов[33].